— Да она ведьма, — прошептал Унвин и перекрестился.
Серл хмыкнул:
— Мне приходилось бок о бок сражаться с воинами, которые точно знали, что эта битва будет для них последней. Поскольку все они были христианами, я полагал, что Господь давал им такое знание, дабы они успели исповедаться. Правда, не помню случая, чтобы кто-то успел…
— Гадалки и предсказательницы очень часто живут уединенно, вдали от людей, — проговорил Дрого, словно размышляя вслух. — Их обычно боятся и ненавидят. Но какое отношение имеет к ним эта девушка?
— Опасаешься, что она навлечет беду на наши головы, если возьмешь ее с собой? — спросил Серл.
— А кто сказал, что я хочу ее взять?
— Не кто, а что, — твой взгляд. Я уж испугался, что ты набросишься на нее сразу, не дождавшись, пока старуха умрет, — усмехнулся Серл.
Лицо Дрого залила краска; потому что друг попал в точку: только уважение к смерти не позволило ему схватить девицу в объятия.
Тем временем она опять появилась на пороге, но уже с телом старухи, обернутым в саван.
Серл подошел к девушке и, протянув руки, мягко сказал:
— Дай-ка ее мне, детка, а то, боюсь, уронишь. Будет лучше, если я помогу тебе оказать ей последние почести.
Не будучи уверенным, что девушка его понимает, Серл постарался объяснить ей все жестами.
Секунду поколебавшись, Ида кивнула, передала ему тело, и они подошли к вырытой могиле. Увидев надпись на кресте, девушка горько вздохнула: Эдит не солгала — ей действительно была известна дата своей смерти.
Один из норманнов пробормотал слова молитвы, и, наверное, следовало быть ему благодарной, но Ида не испытала таких чувств: чужеземец не священник, да и лесная поляна вовсе не кладбище, освященное церковью. Судьба оказалась на редкость несправедлива к старой Эдит — большую часть жизни та прожила в одиночестве, и в одиночестве же будет лежать здесь, в лесу.
Засыпав могилу, норманны отошли в сторону, и девушка, оставшись одна, уложила на холмик земли несколько тяжелых камней, чтобы отметить место захоронения и защитить тело от хищников. За этой печальной работой она совершенно забыла о норманнах, а когда обернулась, ее изумлению не было предела: все норманны, кроме того, которого они называли Дрого, скинув кольчуги, в одних рубахах с завидным усердием гонялись за домашней живностью Эдит, однако животные и птицы не давались им в руки и титанические усилия воинов не приносили никакого результата. Уперев руки в бока, Ида пару минут взирала на эту нелепую сцену и, в конце концов, пришла к выводу, что чужеземцы, должно быть, имели опыт общения с домашними животными исключительно за обеденным столом, когда те представали перед ними исключительно в жареном, вареном или печеном виде.
— Похоже, мастера размахивать мечом не в силах справиться с курами, — усмехнулась Ида, без всякого страха приблизившись к норманнам. — Ничего не видела смешнее. Да вы со своими способностями добывать пропитание скоро с голоду перемрете.
— Что ей надо, Дрого? — в недоумении уставился на девушку Танкред. — Может, это ее животные?
— Думаю, она чем-то недовольна, вот и ругается, — предположил Дрого.
— Это я и так понял, но за что? За то, что нам приходится забирать этих животных? Так мы же не по своей воле…
Секунду Дрого в упор смотрел на девушку, затем сказал:
— Пока не знаю, но все же наденьте кольчуги. Нельзя расслабляться. Если никого не видно, не значит, что никого нет.
Ида загнала домашнюю живность Эдит в клетки, с грустью подумав, что в этом году старуха могла бы неплохо заработать, а когда один из норманнов подвел повозку, поставила в нее корзину с яйцами. Все, чем владела старая ведунья, забрали те, кто ее убил. При этой мысли в душе девушки опять вспыхнул гнев, но она постаралась его погасить. Что случилось — то случилось, и тут уже ничего не поделаешь: надо смириться с судьбой и выполнить последнюю волю Эдит — взять завещанную ею шкатулку.
Опустив голову, Ида медленно направилась к хижине, а когда скрылась внутри, Серл, который привязывал к телеге скотину, окликнул Дрого и в ответ на его вопросительный взгляд заявил:
— Мне не нравится эта девушка.
— Чем же именно? — удивился тот.
— Мне кажется, она притворяется, что не понимает нас, а если ее обучили французскому, она не из простой семьи. Взгляни на ее платье: да, измято, местами испачкано, но в таких не ходят служанки и рабыни или дочери бедняков. Так что, прежде чем с ней связываться, хорошенько подумай.
Немного помолчав, Дрого пожал плечами:
— Какая разница? Саксы — наши враги, а она одна из них.