Выбрать главу
ув из ведра водой, Ванька растирал ее шваброй. На голенищах сапог Самойловича появились грязные брызги и под ногами захлюпало. Поелозив и повертевшись вокруг да около, матрос расстелил половую тряпку у входа и посвистывая себе под нос удалился, хлопнув дверью. Самойлович закончил свой туалет и вернулся в каюту. Туяра и ее девочки паковали пожитки, они скоро сходили. Самойлович предложил свою помощь с багажом и все дружно потащили к выходу чемоданы и узлы. Пароход, приветственно рявкнув, пришвартовался к широкой почерневшей от времени пристани с надписью на белом фанерном щите «Kангар». Гряды холмов, заросших густым хвойным лесом, теснились в отдалении, но перед ними высилась широкая сопка, склоны которой были обнажены и покрыты канатными дорогами, ведущими в зияющие отверстия шахт. У ее подножия расположился поселок городского типа, основанный двадцать лет назад после начала промышленной добычи каменного угля. Он состоял из множества деревянных домишек, толпившихся вдоль реки и двух кирпичных пятиэтажных зданий, в которых размещался управленченский аппарат; там же на площади стоял на постаменте обязательный памятник вождю с рукой, вытянутой в светлое будущее; читатель сам знает кому в те времена ставили памятники. Всю эту панораму узрел Самойлович с палубы, держа чемоданы в руках и возглавляя процессию своих якутских друзей. Они спустились по трапу и попали в объятия пожилой пары, родителей Туяры. Те пришли с тачкой, в которую был погружен багаж, и его услуги больше не требовались. Как водится поклявшись в вечной дружбе и обменявшись адресами, случайные попутчики расстались. C неожиданным чувством тоски Самойлович побрел по глинистому, немощеному проспекту. Он привязался к этим людям, они напоминали ему потерянную семью. «Ничего, вот совершу свой подвиг, получу награду, тогда соберемся вместе,» мечтал он. Он обернулся на лай овчарок. Мимо него двигалась колонна заключенных; охранники с автоматами, подгоняли их; зрелище это живо напомнило Самойловичу его недавнее прошлое. Hе сразу рассмотрел oн забор, вышки и колючую проволоку: здесь тоже был исправительно — трудовой лагерь. Колонна прошла, улица обезлюдела, после нее валялись веревочки, лоскутки и какой-то непонятный мусор. Дорогу перебежала дворняжка вся в репейниках и с закрученным баранкой хвостом, от нее вскочила на забор облезлая черная кошка. Было тихо и пустынно. Редкие, задумчивые прохожие брели неизвестно куда по деревянным тротуарам, окна бревенчатых домов были наглухо занавешаны плотными покрывалами, далеко впереди у булочной на углу женщины с кошелками в руках терпеливо выстраивались в очередь. До отхода был целый час, но все же он решил вернуться на пристань. Широко отмахивая руками он быстро шел. Вот и блеснул круглыми глазами иллюминаторов пароход с притихшими до поры до времени длинными трубами; матросы сваливали дрова в кочегарку; на опустевшей пристани возле газетного киоска томились два милиционера. Скучающими глазами они обводили площадь, выискивая к кому бы прицепиться. При виде их у Самойловича появилось чувство тревоги. «Прячься,» что — то внутри шепнуло ему, но Самойлович отмахнулся. «Ерунда,» бахвалился он. «С моими документами я и в Кремль войду.» Казалось, что ноги сами, без участия рассудка несли Самойловича к милиционерам. Услышав приближающийся топот, они посуровели и повернулись к нему. Это была парочка коротких, недобрых увальней с невыразительными физиономиями, которым была дана власть причинять зло своим согражданам. «Вам что, товарищ?» строго обратился к нему тот, который стоял справа с нашивками лейтенанта. «Свежую газетку почитать хочется,» заискивающе ответил Самойлович, уперев глаза на кипы печатной продукции, сложенные внутри киоска. Затюканный и иссохший старичок — продавец замер, ожидая его запроса. «Свежих газет здесь нет. Пресса доставляется в Kангар с двухнедельным запозданием. Вы, что не местный?» Сузив глаза они неспешнo рассматривали Самойловича от макушки до пяток. Самойловичу показалось, что его целиком заглатывает питон. «Нет, я с парохода Вячеслав Молотов. Еду в командировку в Якутск.» «Предъявите ваши документы.» Oдин из них зашел сзади Самойловича. «Пожалуйста,» привыкший к важному и почетному званию старшины НКВД, он с легкостью полез во внутренний карман кителя. Сердце его упало. Карман был пуст! «Я забыл мое удостоверение на пароходе,» его голос внезапно осип. Милиционеры были настроены дружелюбно. «Вас там знают?» «Конечно.» «Назовите вашу фамилию, имя, отчество и место работы.» Его ответы были тщательно записаны вторым милиционером, который был потолще и покороче первого. Уложив блокнот в планшет он направился к сходням. «Капитана позови,» сказал он матросу, облокотившемуся на перила. «Капитана требуют!» прокричал матрос кому — то в глубине железных дебрей. Залязгала и заходила ходуном крутая лестница, с мостика спустился встревоженный Кокушкин. С угодливостью изгибалась его спина. «Вы его знаете?» милиционер ткнул пальцем в сторону Самойловича. Это был трудный вопрос и капитан обдумывал как бы ответить, чтобы не замараться. «В какой — то степени,» лучшего придумать он не cмог. Подошедший поближе лейтенант начал расспросы. Ho oт Самойловича они не отходили ни на шаг. В минуту он почувствовал себя задержанным. Где он вошел на борт, куда он едет, как его зовут, его поведение — все интересовало милицию. «Есть у меня документы,» взмолился Самойлович. «Как же меня на пароход без них пустили бы?» «Верно,» подтвердил Кокушкин. «Предьявил он мне на первой станции свои корочки и все было правильно.» «Я это и говорю,» убеждал их Самойлович. На борту они.» «Мы обыщем вашу каюту,» поднялся по сходням второй милиционер. «Тов. Драчев, проводи представителя власти,» уважительно обратился Кокушкин к матросу, бесшумно выступившему из-за портьеры. «Он в 20-ой.» «Со всем моим удовольствием,» зареготал знакомый нам Ванька и они исчезли в коридоре. Но долго из-за углов и изгибов доносилось эхо его жизнерадостного булькающего смеха. Прошло около получаса, пока они вернулись. По их замкнутым лицам можно было определить, что они ничего не нашли, однако милиционер в правой руке нес чемоданчик Самойловича. Он переглянулся со своим коллегой. «Мы не имеем права позволить вам продолжать поездку без документов. Вы будете находиться в нашем отделении, пока мы не установим вашу личность.» «Не следует волноваться, тов. Тупиков,» успокоил его лейтенант. «Мы делаем нашу работу. Это займет не больше недели. Мы дадим запрос вашему начальству, они подтвердят вашу личность, вам выпишут новые документы. Люди теряют свои паспорта, это случается; но милиция проявляет бдительность.» «Пойдемте, гражданин. Не принуждайте нас применять силу,» милиционеры взяли его за локти. «Я вспомнил!» в отчаянии вскрикнул несчастный. «Это он спер мой бумажник!» Самойлович вырвал левую руку из пальцев лейтенанта и указал на Драчева. «Это он крутился вокруг меня сегодня утром в умывалке и заговаривал мне зубы. Обыщите его! У него мои деньги, пропуск, военный билет и командировочное удостоверение! Отдавай, стервец!» «Это правда?» теперь внимание было устремлено на Ивана. Оба милиционера жгли его глазами. «От гражданина Тупикова поступило заявление, что вы обокрали его. Что вы можете заявить по этому поводу?» У Ваньки перехватило дыхание. В притворном возмущении он пошевелил ушами и замотал головой, как лошадь на солнцепеке. «Все он врет, шпион проклятый! Никакого бумажника его я отродясь не видывал, а совсем наоборот, слышал я давеча, когда мы перекат проходили, как шпион этот на палубе зубами клацал, да так затейливо и со смыслом, что мужик бородатый на берегу ему отвечал и ложкой морзянку об пень отстукивал, а там как раз наша военная база за кустами раскинулась.» «Заявление готов подписать?» встрепенулась милиция. «Хоть сейчас.» «Мы задержали иностранного разведчика,» шепнул лейтенант своему напарнику. «Обеих снимаем c рейса. Драчев будет проходить по делу как свидетель.» Грозно стали они отчитывать капитана за либерализм и политическую близорукость. «Куда же я без старшего матроса?» стенал Кокушкин. «Кто ходовую вахту в рубке стоять будет и за утопающими в пучину нырять?» «Справишься, у тебе вон сколько оглоедов и все в тельняшках. Драчев на обратном пути вас догонит; ты не грусти.»