— Да, это ты можешь. Эта способность не раз выручала тебя.
— И тебя, — сказала она. — Что вы думаете по этому поводу, сэр? Я скажу, что хочу навестить в Лондоне моего больного отца, верного сторонника парламента. И что меня сопровождают… сопровождают… — Генриетта сдвинула брови и сделала неопределенный жест рукой, как бы подыскивая слова, — мой дедушка и брат, — торжествующе закончила она. — Тома мы наняли как охранника, так как мой дедушка очень слаб, а один брат не сможет защитить нас от разбойников с большой дороги.
Дэниел понял, что роль немощного старца, очевидно, предназначалась ему.
— Значит, мне следует отрастить седую бороду, научиться с трудом волочить ноги и беззубо шепелявить.
Генриетта засмеялась:
— Нет, думаю, в этом нет необходимости.
— Какое счастье, — обрадовался Дэниел.
— Если моя выдумка не вызовет подозрений, — пояснила Генриетта, не обращая внимания на его ироничный тон, — всем вам, за исключением, может быть, Тома, вовсе не надо показываться солдатам. Они выдадут пропуска на имена, которые я им скажу, а когда документы будут у нас, никто не будет спрашивать имя. Если я скажу, что вам семьдесят девять лет и они занесут это в пропуск, потом мы можем легко переправить семерку на двойку.
— Боже милостивый, — застонал Дэниел. — Семьдесят девять лет!
— Мне кажется, вы не воспринимаете это всерьез, сэр, — возмущенно сказала Генриетта. — А я говорю совершенно серьезно, уверяю вас.
— Это нелепый план. — Дэниел отломил толстый кусок от буханки ячменного хлеба. — Мне понятно, что сейчас ты испытываешь неудобства, однако детские игры здесь неуместны.
Генриетта покраснела от возмущения.
— Это не детская игра. Я уверена, что мне удастся выполнить задуманное, если у меня будет необходимая одежда. Со мной пойдет Том. По нему трудно сказать, за короля он или за парламент, и я уверена, он согласится выдать себя за сторонника парламента. Не правда ли, Том? — Она вопросительно посмотрела на воина, флегматично жующего хлеб и сыр, в то время как вокруг него бушевали страсти.
— Если это будет способствовать достижению цели, — согласился он. — Однако сэр Дэниел прав. Это безумный план…
Генриетта ничего не сказала, однако губы упрямо сжались, и Уилл увидел на ее лице знакомое выражение, которое не предвещало ничего хорошего.
Они оставались в сыром амбаре весь день. Дэниел пытался смягчить свой резкий отказ от плана Генриетты, но она оставалась глухой ко всем доводам и предложениям, как к пустым разговорам для того, чтобы убить время. В конце концов Дэниел махнул рукой и погрузился в мрачное раздумье. «Ее нельзя осуждать за то, что она дуется», — решил он, наблюдая за Генриеттой из-под полуприкрытых век. Казалось, она была очень расстроена.
Генриетта тоже глубоко задумалась, строя и отвергая планы с холодным расчетом. Она могла бы выполнить задуманное одна, без всякой помощи и в теперешней одежде и, возможно, даже извлечь пользу из своего облика. Внезапно почувствовав, что сэр Дэниел украдкой смотрит на нее, она закрыла глаза и глубоко зевнула, прислонившись к стене амбара, молясь, чтобы он не заметил предательский румянец, проступивший на ее щеках.
Дэниел тоже закрыл глаза. Сон казался единственным средством скоротать бесконечно тянущееся время, дождаться, пока прекратится дождь и они снова смогут тронуться в путь. Уилл и Том также последовали примеру Гэрри. Минут через десять глубокое, ритмичное дыхание Дэниела смешалось с дыханием остальных спящих.
Генриетта открыла глаза. Осторожно встала. Кошелек сэра Дэниела лежал рядом с его седельными сумками. Она потихоньку вытащила две кроны. Девушка не представляла, сколько могут стоить пропуска, однако взять большую сумму не решилась. Для девушки в ее положении и одна крона являлась значительной суммой, что должно еще больше убедить офицеров в подлинности ее рассказа.
Заправив волосы под вязаную шапочку, застегнув кожаный жилет и подняв воротник, она выбралась из амбара в сгущавшиеся сумерки, под продолжающий моросить противный дождь. Генриетта пересекла двор, хлюпая сапогами по грязи. Заброшенный деревенский дом с почерневшими стенами и без крыши, свидетельствовавшими о недавнем пожаре, после которого обитатели покинули его, неясно и немного угрожающе вырисовывался в туманной мгле. Она направилась через поля в сторону Ноттингема, находящегося в трех милях от покинутой фермы.
Проснувшись через полчаса, Дэниел сначала не встревожился из-за отсутствия Гэрри, полагая, что она либо пошла в нетронутую пожаром уборную на заднем дворе деревенского дома, либо просто решила размяться, так как дождь немного утих. Он тоже вышел прогуляться. Небо заволокло тучами. Не было видно ни луны, ни звезд. В сыром воздухе ощущался осенний холод.
«В такую темную ночь продолжать путешествие едва ли возможно, — подумал Дэниел. — Особенно по полям и лесам. Лошадь может сломать ногу, попав в лисью нору, или зацепиться за можжевельник и порвать сухожилие. Пожалуй, лучше провести ночь в этой мрачной дыре и продолжить путешествие завтра утром».
Размышляя таким образом, он снова вошел в амбар и удивился, что Гэрри до сих пор не вернулась.
— Куда она могла пойти? — спросил он, обращаясь к своим спутникам.
Том пожал плечами, а Уилл закусил губу и выглядел весьма встревоженным.
— Что ты думаешь по этому поводу, Уилл? — спросил Дэниел, пристально глядя на юношу.
Щеки Уилла зарозовели, приближаясь по цвету к копне рыжих волос.
— Прошу прощения, сэр, но вам не следовало так разговаривать с ней. Гэрри не отказывается от задуманного, когда верит в успех своего плана.
— Постой, — медленно произнес Дэниел, охваченный ужасом от того, что подразумевал Уилл. — Ты хочешь сказать, что, разозлившись, она ушла от нас?
— Нет, сэр. — Уилл почесал голову. — Не совсем так. Я думаю, она пошла в Ноттингем, чтобы добыть пропуска.
— Боже милостивый! — В голове Дэниела возникли ужасные картины: Генриетту выставили напоказ для развлечения развратных солдат «круглоголовых» в ноттингемском замке; Генриетту заставляют раскрыть свое подлинное имя, выдать беглых товарищей и их местонахождение; неминуемое прибытие сюда отряда «круглоголовых» с пиками.
— Сумасбродная, легкомысленная девчонка, — сказал Том, покусывая соломинку. — Нам лучше убраться отсюда, пока она не привела к амбару все новое дворянство.
— Мы не можем уйти, Том, — резко сказал Дэниел. — Не можем бросить ее.
— Я останусь и подожду Гэрри, — вызвался Уилл. — Это мой долг. В конце концов она оказалась здесь из-за меня.
Дэниел невесело улыбнулся:
— Я не убежден в этом, Уилл. Госпожа Эшби не хотела принять то, что уготовила ей судьба. Последовав за тобой, она лишь воспользовалась романтическим предлогом, чтобы сбежать из дому.
Уилл был поражен, так как подобная мысль никогда не приходила ему в голову.
— Значит, вы полагаете, сэр, что она не любит меня?
— Думаю, ей только кажется, что она любит тебя, — сказал Дэниел. — Я вовсе не хочу задеть твое самолюбие…
— О, нет, сэр, — поспешил успокоить его Уилл. — Признаюсь, в этом случае мне было бы гораздо легче.
Несмотря на свою тревогу, Дэниел не мог удержаться от улыбки, услышав столь откровенное заявление. Господин Осберт оказался не обиженным влюбленным, а несчастной жертвой значительно более сильной воли. Дэниел подошел к двери и выглянул в ночную тьму. Где-то зловеще прокричала сова, какая-то маленькая зверушка взвизгнула от страха. Эти звуки встревожили мужчин.
— Том и ты, Уилл, скачите на юг пять или шесть миль. Там найдите какое-нибудь тайное убежище и ждите меня. Если к утру я не приеду, вам следует двигаться дальше самостоятельно. Я покину амбар и найду какое-нибудь укромное место, откуда смогу наблюдать за возвращением Гэрри. Мы не должны попасться, как крысы в западню.
Они разделились: Том и Уилл скрылись во мгле, уводя лошадь Гэрри, а Дэниел пустил своего коня пастись в поле перед фермой, а сам забрался на раскидистый дуб. Это было не очень-то удобное место. Хотя дождь прекратился, с мокрых листьев капало прямо за ворот, мышцы ног быстро затекли, и в голове зрели планы наказания Генриетты Эшби, когда она соизволит вернуться.