Я подзываю бармена и заказываю ей еще один мартини.
На половине второго бокала мартини Габриэлла соглашается потанцевать со мной. Вскоре после начала первой песни я понимаю, что не могу с ней танцевать. Ее длинные волосы разметались вокруг лица, руки на моей талии, а бедра прижимаются к моим — ох, нет. Я делаю перерыв в уборной, чтобы плеснуть холодной водой в лицо и успокоиться, черт возьми.
Я никогда раньше так не терял контроль над своим телом. По крайней мере, с тех пор, как стал взрослым, черт возьми.
Возвращаясь к бару, я с благодарностью вижу, что Габриэлла потягивает стакан воды, а не выпивку. Однако совсем не испытываю радости, видя, как мужчина прижимается к ее стулу и наклоняется, вторгаясь в ее личное пространство.
Парень прилично выглядит, немного старше меня, и я ценю то, как он сочетал свитер со спортивной курткой, несмотря на достаточно высокую температуру внутри клуба. Смело.
— Почему ты не хочешь потанцевать со мной?
Я подслушиваю, что он говорит. Стою позади Габриэллы, так что девушка меня не видит, а мужчина, кажется, смотрит только на нее. Когда она не отвечает, тот придвигается к ней ближе. Габриэлла поворачивается к нему лицом, и парень, прищурившись, смотрит на ее шрамы. Незнакомец пьян, медлителен, и, когда открывает рот, чтобы заговорить, я вмешиваюсь.
— Нападение акулы. — Я обнимаю Габриэллу и встаю между ней и мужчиной.
— Что? — спрашивает он, его взгляд перебегает с ее шрама на мое лицо и обратно.
— Она спасала детенышей тюленей у побережья Санта-Крус.
Его глаза расширяются в благоговении, а губы приоткрываются, когда он выдыхает:
— Не может быть.
— Может. Большая белая. Ей повезло, что она осталась жива. Она заслужила Океаническую медаль Почета.
— Что так бывает?
— Сэр, простите меня за то, что я говорю, но ваше невежество безумно неуважительно. Эта женщина стояла рядом с королями и дипломатами.
Мужчина расправляет плечи.
Габриэлла давится смехом, пытаясь скрыть его.
— Если бы я был на твоем месте? Я бы поприветствовал ее и пошел своей дорогой. — Я пытаюсь выглядеть параноиком, как будто команда тайных агентов может обнаружить нас в любую секунду. — Сделай это быстро.
Мужчина вскакивает на ноги и при этом спотыкается. Затем хлопает себя ладонью по лбу и убегает.
Габриэлла смеется над его удаляющейся фигурой.
— Океаническая медаль Почета, да?
— Ну, мало ли.
— Должна сказать, что нападение акулы — это что-то новенькое. Возможно, мне придется украсть эту идею. — Она делает большой глоток воды, выглядя немного усталой или, может быть, просто измученной темой своего шрама.
— Да, пожалуйста. — Я беру ее за руку и поднимаю на ноги. — А взамен я украду тебя.
— Ох, больше никаких танцев. — Габриэлла опускает взгляд в пол, ее щеки розовеют.
Девушка явно смущена тем, как вела себя, пока мы танцевали, как свободно она позволяла своим рукам блуждать по моему телу. Если бы она только знала, как мне это понравилось.
— Нет, мы уходим. Если ты не против.
Она тяжело выдыхает и кивает.
— Да, конечно.
— Мне нужно вызвать такси, — говорит она сквозь зевоту со своего места на моем диване.
Мы вернулись ко мне почти час назад, съели остатки спагетти и лазаньи, и сейчас уже больше часа ночи, но я не готов ее отпустить.
— Я не отправлю тебя обратно в Бруклин на такси после полуночи. Просто переночуй здесь.
— Я не могу. Здесь нет моих вещей.
— Ты можешь одолжить пижаму, и у меня есть новая зубная щетка, которой ты можешь воспользоваться.
— Я действительно очень устала. — Габриэлла снова зевает. — Ты уверен?
Я протягиваю руку, чтобы поднять ее с дивана, и девушка следует за мной в мою спальню.
— У тебя есть дополнительные одеяла для дивана?
— Ты спишь в моей постели. — Мой желудок подпрыгивает от предвкушения при мысли о том, что Габриэлла будет в моей постели, пусть даже только платонически.
В ванной я достаю новую зубную щетку, затем беру для нее спортивные штаны и футболку и кладу их на стойку.
— Не стесняйтесь пользоваться душем. Все, что тебе нужно, должно быть где-то здесь.
— Душ было бы хорошо. Мне нужно смыть эту краску, и я липкая после клуба.
Оставляю ее в ванной и пользуюсь гостевой ванной, чтобы принять душ самому и почистить зубы. Когда возвращаюсь в свою спальню, дверь в ванную закрыта, но душ выключен. Я расстилаю постель и задергиваю занавески, чтобы нас не разбудило солнце.
Когда дверь ванной открывается, я оборачиваюсь и смотрю, как Габриэлла выходит в моей одежде, футболка намокла на ее плечах из-за влажных волос, и меня захлестывает яростная, собственническая потребность. Желание настолько сильно, что мне приходится отвести взгляд, чтобы не схватить ее и не прижать к ближайшей поверхности, чтобы зацеловать до бесчувствия.
— Ложись в постель, — говорю я с хрипотцой в голосе, которую сам не узнаю.
Я слышу шелест простыней, за которым следует тихий вздох. Прежде чем повернуться, включаю свет, потому что знаю, что не смогу вынести вида ее чистой и мокрой в моей одежде в моей постели.
— Что ты делаешь, — говорит она, когда я забираюсь в постель рядом с ней.
— Ложусь спать. — Я лежу на спине, зная, что не должен поворачиваться к ней лицом, но не могу подставить ей спину. — Не волнуйся. Твоя добродетель со мной в безопасности. — Пока.
Еще один зевок и легкое мычание.
— Я знаю.
«О, малышка Би. Ты, блядь, понятия не имеешь».
— Кингстон?
— Хм.
— Спасибо тебе за всю эту историю с нападением акулы в клубе. Мне действительно надоело все время отвечать на один и тот же вопрос.
— Спи.
— Ты властный, когда устаешь.
Я не властный. У меня ограниченный запас самоконтроля, когда дело доходит до Габриэллы, и чем больше она говорит этим сладким, сонным голосом, тем ближе я к тому, чтобы сказать «К черту это» и взять то, чего так отчаянно хочу.
Габриэлла
Вода. Вокруг меня вода. Слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Я брыкаюсь, плыву — влево, вправо, вверх, вниз. Легкие горят. Слишком много воды. Ищу руками, толкаюсь ногами. Я не могу дышать…
Резко открываю глаза. Хрипло втягиваю воздух. Это всего лишь сон. Я в безопасности в постели Кингстона, а не в водяной могиле. Пытаюсь выровнять дыхание и прижимаю руку к груди, чтобы заставить свой пульс замедлиться. Мне уже много лет не снился сон, в котором я тону.
Внутренне показываю вселенной средний палец, что мой ужасный кошмар вернулся в ту ночь, когда я делю постель с красивым парнем.
С плотными задернутыми шторами я совершенно не могу определить который час. Я поспала несколько часов или всего несколько минут?
Перекатываюсь на бок и оказываюсь в нескольких дюймах от лица Кингстона. Ночью он, должно быть, придвинулся ближе и повернулся ко мне. Его голова на самом краю подушки, а моя — на краю моей, и я чувствую тепло его дыхания. Его согнутое колено упирается в мою ногу, и это прикосновение столь же успокаивающее, сколь и возбуждающее.
Я должна была ожидать, что Кингстон будет еще красивее во сне, чем наяву. Точно так же, как в смерти, во сне все заботы жизни растворяются и оставляют после себя самое чистое выражение в мирном покое. И после того сна, который мне приснился, чувствую, как умиротворение проникает в меня, пока я наблюдаю за ним. Интересно, действительно ли его губы такие мягкие, какими кажутся? Или же кожа на его щеке, которая натягивается на высоких скулах и сильной челюсти, такая же бархатистая, как я себе представляла?
Поднимаю руку с кровати и позволяю кончикам пальцев зависнуть перед его губами и задаюсь вопросом, достаточно ли я храбра, чтобы прикоснуться. Проснется ли он? Как мне объяснить это непростительное желание прикоснуться к нему?