— Это здорово, Кингстон. Я так рада за тебя.
Он смотрит на мои балетные туфли.
— Ты что?..
— Снова танцую. Да. Это медленный процесс, но он исцеляет меня.
Парень нервно постукивает большим пальцем по краю своей миски.
— Все еще работаешь в хосписном центре?
— Нет. Сейчас я работаю в детской больнице. Провожу терапию с детьми, получившими ожоги или шрамы. Пришло время найти настоящую работу, а вложение в будущее и жизни детей живительнее, чем в хосписе, где вложения направлены на смерть. Я наконец-то чувствую, что забираю часть своей жизни обратно вместо того, чтобы плавать без всякой опоры.
Кингстон хмурится и отворачивается.
— Хочу, чтобы ты знал, я не виню тебя за то, что произошло той ночью. Это была не твоя вина.
— Господи, Би. — Он откладывает еду, как будто потерял аппетит. — Тебя бы там не было, если бы не я.
— У меня своя голова на плечах. Я сама приняла решение быть там в ту ночь. — Я наклоняюсь вперед, чтобы поймать его взгляд. — Я разговаривала с Эйнсли.
Он выдыхает и откидывается на спинку скамейки.
— Никогда не думал, что снова услышу это имя.
— Она рассказала мне, что ты сделал. Как ты спас меня.
— Любой бы сделал то же самое…
— Ты отказался покидать меня?
Он искоса смотрит на меня и качает головой.
— Я бы держал тебя за руку во время операции, если бы мне позволили.
Я наклоняю свое тело к нему и опасно приближаю свои колени к его.
— Я хочу, чтобы ты услышал меня, когда я это скажу. Я тебя не виню. Ты понимаешь? В том, что произошло, нет твоей вины.
Кингстон пожимает плечами.
— Я слышу тебя. Просто не так уверен в этом.
— Могу я спросить тебя кое о чем?
Он смотрит на меня, в его карих глазах читается уязвимость.
— Все что угодно.
— Почему ты позволил мне поверить, что ты гей?
Он хихикает, и этот звук — теплый бальзам для моих измотанных нервов.
— Из всех вопросов, которые ты могла бы задать, выбираешь этот?
— Какие еще вопросы я могла бы задать?
— Ну, не знаю, может быть, как я нашел тебя в хосписном центре? Почему вырубился у тебя на пороге? — Он проводит рукой по волосам. — Зачем позволил нашим отношениям заходить так далеко, зная то, что знаю я?
— Хорошо, скажи мне.
— Я тут подумал, и знаешь... — Кингстон чешет подбородок, как будто то, что он собирается сказать, вызывает у него зуд. — Мне кажется, я влюбился в тебя, как только увидел в первый раз.
— Это невозможно. Ты не мог знать, что я за человек.
— Ты ненавидела меня. Отталкивала при каждом удобном случае. Не то чтобы я виню тебя, я был несносен. — Кингстон опускает голову и посмеивается про себя. — Это не имело значения. Я был так увлечен тобой. Ты умная и забавная, и мне нравилось, что ты ни от кого не терпела никакого дерьма. Я был полон решимости завоевать тебя в ту ночь. — Он хмурится и невидящим взглядом смотрит через парк. — Когда ты появилась в «Норт Индастриз», чтобы вернуть мой бумажник, и, казалось, была рада меня видеть. Ты улыбнулась, и я... я не смог тебя отпустить. Знал, что было неправильно удерживать тебя, позволять думать, что я гей, но, похоже, я тебе искренне понравился, и поэтому просто не смог тебя отпустить.
— Ты знал, что я тебя не помню? Когда ты очнулся в той палате хосписа, ты знал, что я ничего не вспомню?
— Нет, — говорит он. — Когда я проснулся, было совершенно очевидно, что ты понятия не имеешь, кто я такой. И планировал уйти и оставить тебя в покое. Появляться таким пьяным у тебя на пороге было глупым риском, но я был слаб. В течение трех лет я не переставал думать о тебе.
— Следил за мной?
Он отшатывается.
— Нет. Я нанял частного детектива только для того, чтобы проверить тебя. Мне нужно было знать, что ты возвращаешься к своей жизни. План состоял в том, чтобы держаться подальше, но в момент пьяной слабости я облажался. Я увидел тебя, проводил с тобой время. И все эти чувства нахлынули снова, заставив меня отчаянно желать еще одной минуты, еще одного дня, еще одной ночи. И ты должна знать, если бы ты все не выяснила, я бы все еще лгал тебе сегодня, потому что, как и в ночь несчастного случая, не хотел оставлять тебя.
Я даю себе минуту, чтобы осмыслить вес его слов. Его честность освежает, даже если то, что он говорит, причиняет боль. Парень не собирался говорить мне правду.
— В конце концов, ты бы познакомился с моей семьей. Они бы разоблачили тебя.
Он кивает.
— Может быть.
— Реми чуть не разоблачил тебя. Эйнсли могла бы. Мы были обречены с самого начала.
Кингстон шмыгает носом и вытирает глаз.
— Похоже на то.
— Так что, полагаю, мы остаемся... друзьями?
Парень грустно улыбается.
— Мне бы этого хотелось.
Мое сердце разрывается на части, а эмоции переполняют. Когда и как все пошло не так? Кингстон влюблен в меня, и я могла бы быть влюблена в него, но история и ложь между нами создают слишком большое препятствие, чтобы его преодолеть.
— Мне пора идти. — Я собираю свой мусор и вещи. Мои глаза наполняются слезами. — Было приятно снова тебя увидеть.
Кингстон вскакивает на ноги, словно собирается погнаться за мной, но его ботинки остаются на месте, когда я ухожу под звук его шепота:
— Прощай, Би.
ГЛАВА 31
Кингстон
Творческая комната в «Би Инспайед Дизайн» стала моим самым любимым местом в мире. Стены покрывали вдохновляющие изображения — ярких граффити со всего города, промышленных мостов рядом с природными пейзажами, вырванных из журналов. Есть даже стена, посвященная перспективе, с семиметровой лестницей и инверсионным столом, так что я могу висеть вниз головой, чтобы творить. Звучит дико, знаю, но мой мозг работает самым странным образом. Так было всегда. Я просто наконец-то учусь работать с этим, а не против него.
Моя команда, состоящая из четырех человек вместе со мной — Анжелика, Тодд и мой друг-художник Нико, которого я нанял консультантом, потому что он чертовски гениален, — смотрит на стол хаоса, где мы разложили выбор цветов, тканей и текстур для нового роскошного сигарного салона, который мы переделываем. Мы ходим вокруг стола, передвигаем вещи, отступаем и снова передвигаем, пока все не испустим коллективный вздох облегчения, когда будет найдена правильная комбинация.
— Чего-то не хватает. — Нико пододвигает образец краски ближе к матовому латунному креплению.
— Согласна. — Анжелика щурится сквозь свои ярко-розовые очки в форме «кошачий глаз». — Нужно больше текстуры.
— Вельвет? — Тодд добавляет образец ткани в смесь.
— Нет, не то. — Анжелика медленно обходит стол, чтобы рассмотреть комбинацию под всеми углами освещения.
— Джинсовая ткань. — Я тянусь за образцом и бросаю его в смесь. — Для стульев.
— Черт, — шепчет Тодд. — Точно.
— Да! — Анжелика и Нико дают пять.
— Это сработает, верно? — Я никогда не думал, что найду работу, которая не требовала бы многочасового чтения и письма, такую, где я мог бы использовать свой творческий потенциал и не стыдиться своего недостатка. Игра с цветами и узорами весь день даже не похожа на работу.
Анжелика вводит информацию на свой айпад.
— Я проверю цены у дистрибьюторов.
— Тодд, не мог бы ты спуститься на склад текстиля и взять образцы каждой джинсовой ткани, которая у них есть? Цвет должен быть идеальным.
— Черт, который час? — Тодд подпрыгивает, когда смотрит на часы. — Я показываю квартиру 2Б в десять.
— О, да?
Я поручил Тодду сдать в аренду дополнительную квартиру над складом. Я занимаю 2А, большую по площади. 2Б было сложно сдать, потому что в квартиру не проникает много солнца через окна, выходящие на север, и вид включает в себя парковку и уродливое пятиэтажное здание, построенное в восьмидесятых годах.