— Ладно, прибор воздействовал на мозг, — снова сдался Александр.
— Уточни! На какие именно области мозга воздействовал твой прибор?
Александр молчал и буквально на глазах приходил в себя.
— Отвечай! Сволочь! — заорал Смирнов.
— На глубинные структуры мозга, — неожиданно для всех произнес Александр.
— На какие именно структуры? Как ты подводил к ним электрические импульсы? Как долго длилось воздействие? — засыпал вопросами Александра Баскилович.
— Да пошел ты…, - жестко ответил Александр обычным голосом, демонстрируя полный возврат к нему воли и способности критически оценивать происходящее.
— Все, препарат перестал действовать, — констатировал и так очевидный для всех факт Смирнов.
— А выяснить мы почти ничего не успели, — с сожалением произнес Баскилович.
— Да о чем вы говорите? Разве можно под препаратом заставить человека рассказать о конструкции и технических характеристиках? Это же чертежи графики чертить надо, писать надо, а под препаратом он телом совсем не владеет. Это все бесполезно, — вмешался Бугров.
— Андрей Николаевич, ну и что вы предлагаете? Что нам теперь вообще ни чего не делать что ли? — с раздражением сказал Баскилович. — Лучше б чего дельного предложили бы, а то, что у нас все плохо я и сам хорошо вижу.
— Значит, будем делать еще одну инъекцию. Возможно, он сможет все же рассказать достаточно для того, чтобы можно было осуществить разработку его прибора по новой, — сказал Смирнов.
Александр лежал совершенно неподвижно, уставившись в потолок, не язвил и вообще никак даже не пытался участвовать в разговоре. Допрос его организму обошелся слишком дорого и сейчас он был совершенно без сил.
— Да, деваться нам все равно некуда, придется делать инъекции еще, но только не сейчас, — Баскилович с тревогой посмотрел на Александра. — Сейчас он не выдержит. Лучше это сделать завтра. Я бы вообще дал бы ему передохнуть одну или две недели.
— Так не пойдет. Мое руководство меня просто не поймет. Из меня же просто отбивную котлету сделают. Да и препарат к завтрашнему дню у него из организма весь выйдет. Что ж мне его снова им накачивать? Делать это повторно тоже большой риск, — ответил на предложение Баскиловича Смирнов. — Если этот гад загнется после двухнедельной отсрочки, так ничего больше и, не сказав, то представляете, что со мной тогда сделают?
— Операцией руководите вы, вам и решать, — тяжело вздохнул Баскилович. — Только, Геннадий Викторович, я думаю, что все оборачивается так, что вам в любом случае не позавидуешь.
— Господи, быстрей бы все это кончилось. Угораздило же именно мне получить это задание. Я все же рискну, — сказал Смирнов и начал вводить Александру еще одну ампулу препарата.
Примерно через минуту Александр сильно побледнел, его губы посинели, он выгнулся всем телом, широко открыл рот и начал часто им хватать воздух.
— Что вы застыли?! Делайте же хоть, что ни будь! Ведь эта сволочь сейчас сдохнет! — закричал Смирнов.
— Мы же не реаниматологи. Да вы же ведь сам врач, — растерялся Баскилович.
— Да я тоже по другой части! — выкрикнул Смирнов.
Тем временем Александр сделал глубокий вдох и перестал дышать. Его глаза широко открылись, а взгляд остановился. На лице застыло выражение сильного удивления.
Бугров с криком: "Мы его теряем!" кинулся неумело делать Александру искусственное дыхание.
— Вызывайте скорую! Сами мы не справимся! — оторвавшись на секунду от своего занятия, прокричал Бугров.
После небольшого замешательства Смирнов тоже кинулся помогать Бугрову, периодически повторяя:
— Как же я так? Надо же было бригаду наготове рядом держать.
Бригада скорой медицинской помощи появилась минут через десять. Но врач бригады вместо того, чтобы сразу кинуться к Александру застыл на пороге комнаты в немом вопросе, увидев привязанного к кровати Александра, вывернутые наизнанку шкафы и тумбочки, раскиданные по полу предметы, шприц, кучу пустых ампул и трех подозрительного вида мужчин.
Смирнов через свой идентификатор личности быстро довел до сведения прибывших, с кем они имеют дело. Врач с фельдшером сразу, как ошпаренные подскочили к Александру и, как никогда изо всех сил стали стараться его реанимировать. Они не спрашивали, что произошло, сколько времени их пациент находился в состоянии клинической смерти, что и зачем ему кололи. Им и так все было ясно. Больше всего им хотелось как можно быстрее убраться из этой квартиры. И убраться так, чтобы без последствий, чтобы, вызвавшие их люди навсегда забыли об их существовании. Именно поэтому им больше всего хотелось вернуть с того света Александра. Но что бы они ни предпринимали, ничего не помогало.
Провозившись с телом Александра минут на тридцать больше разумного срока, мокрый от пота врач скорой помощи, наконец, дрожащим голосом сказал:
— Все, он ушел. Ничего сделать нельзя.
— Жаль. Мы вас больше не задерживаем, — не скрывая своего сожаления, сказал Смирнов, который до последнего надеялся, что Александра все же удастся откачать.
Бригада скорой медицинской помощи тут же буквально на глазах исчезла из квартиры Александра, словно они в ней никогда и не были. Было ясно, что они не то, что рассказать, кому-то об этом вызове не посмеют, а даже между собой вряд ли решаться его обсуждать.
— Ну, и что нам теперь делать? — в растерянности спросил севшим голосом Смирнов.
— Как, что? Сейчас тело перевезем к нам в институт. Сделаем вскрытие, возьмем пробы, проведем исследования тканей, — уверенным голосом сказал Баскилович. — Вы, Геннадий Викторович, конечно на вскрытии можете и не присутствовать. Вот только перевозку тела организуйте, пожалуйста. Незачем нашим сотрудникам лишнего видеть.
— Исаак Абрамович, кому оно теперь ваше вскрытие нужно? — с раздражением спросил Смирнов.
— Ой, не скажите, Геннадий Викторович. Еще как нужно, — хитро ухмыльнулся Баскилович. — Интересно посмотреть, что собой клетки его тканей представляют после того, как они прожили несколько обычных сроков. Может еще, какие зацепки найдутся?
— Вот, что, пожалуй, я с вами до конца останусь, — с подозрением и о чем-то пытаясь сообразить, посмотрел на Баскиловича Смирнов.
— Ну, это уж, как вам будет угодно, — безразличным тоном сказал Баскилович.
После вскрытия Смирнов от усталости уже буквально еле стоял на ногах, а у Баскиловича словно второе дыхание открылось. Он энергично и деловито отдавал команды по поводу проведения исследований тканей Александра, указывал, какие части тела Александра следует сохранить, а какие уже можно отправить на утилизацию.
— И, что это вскрытие дало? Труп, как труп. Без сюрпризов, вполне обычный, — спросил Баскиловича Смирнов.
— А это уже значительно сокращает возможные варианты, примененных Игнатовым, методов омоложения. Я уверен, что и при исследовании образцов его тканей обязательно, что ни будь, интересное отыщется, — ответил Баскилович. — Да, Геннадий Викторович, и не забудьте нам отчет ваших технарей передать.
— Исаак Абрамович, я что-то не пойму? Вы так суетитесь, неужели вы на что-то рассчитываете? — удивился Смирнов.
— Это вы о чем? Никак вспомнили, что меня наказать грозились? Так ведь я два десятка лет омолаживал все наше руководство. Раз Игнатов свое изобретение в могилу унес, то значит, и дальше этим делом буду заниматься. Больше все равно некому. Вот, если бы он все рассказал, то тогда, конечно, не сразу, но со мной действительно всякое могло случиться. Кроме этого, того, что он все же успел рассказать достаточно для того, чтобы зародилась надежда на воссоздание его прибора. А кто будет заниматься воссозданием прибора? Опять же, я, ведь в эту сферу очень неохотно новых людей допускают, — самодовольно улыбнулся Баскилович.
— А как же я? — совсем расстроился Смирнов.
— Ну, а вы… Я уж и не знаю, куда вы так гнали допрос? Ведь вы были нужны только для проведения допроса. А потом вы просто превращаетесь в ненужного свидетеля. Все это вы должны лучше меня знать и понимать. Поэтому я очень желаю вам, Геннадий Викторович, дней так через пять оказаться в таком месте, где вы о событиях последних суток сможете рассказать разве, что белому медведю. И о вашем существовании наши хозяева, как можно быстрее, вообще забыли.