— Алакоз, разве ты не отправился вместе с ханом?
— Уж не злоупотребляешь ли ты милостивым его отношением? — пробасил другой.
Ерназар ответил обоим презрительным взглядом. Он заметил среди связанных людей Жанибек-бия. Хотя бий и восседал на коне, руки его были заломлены назад. Ерназар догадался, что причиной тому — налог, не сумел Жанибек-бий собрать его…
Ерназар начал, как туча дождем, наливаться гневом.
— Ерназар, возьми себя в руки! — поспешил Жанибек-бий предотвратить беду. — Сила на их стороне, лучше подчиниться.
— Вместо того чтобы отправить собранные деньги в ханскую казну, этот хитроумный бий отправил их своему собрату — казахскому оборванцу Жангазы-ту-ре! — прорычал хивинец.
Жангазы-туре был знатным и богатым предводителем казахских родов, обитавших в низовьях Амударьи, в окрестностях города Кунграда. Он совершал набеги на хивинцев — не крупные, но стремительные и ощутимые. Ерназар уважал Жангазы-туре за отвагу и ненависть к хивинскому хану, подумывал даже вступить с ним в переговоры.
Если вы такие храбрые, почему бы вам не разделаться разом с этим «оборванцем»? — язвительно процедил Ерназар. — Зачем вы гоните этих несчастных бедняков, как скотину? Да еще со связанными руками?
— Это ваша забота и обязанность дать ему, разбойнику, отпор! Вы с ним соседи! И к тому же вы как-никак подданные Хивы! Или вы об этом забыли? — огрызнулся хивинец.
Чтобы отвлечь Ерназара и помешать ему натворить недозволенное, Жанибек поспешил обратиться к нему с вопросом:
Нет ли каких вестей от Каллибека и Тенела?
Ерназар отрицательно покачал головой. Один из хивинцев, тот, что находился поближе к Жанибеку, со злостью замахнулся на него плетью, но ударить не посмел. Какой-то старый дехканин обратил искаженное усталостью и болью лицо к Ерназару и прохрипел:
— Алакоз, когда же ты получишь помощь от русского царя? Когда приведешь к нам русских?
Хивинцы вытаращили глаза от такой наглости. Ерназар не проронил ни слова, опустил голову и угрюмо уставился на гриву своего коня. Старого дехканина огрели плетью. Группа двинулась дальше.
В сумерках Ерназар подъехал к аулу Фазыла и приметил там праздничное оживление. По дорожкам весело носилась галдящая мелюзга, отовсюду раздавался смех, оживленный говор. Ерназар вспомнил, что сегодня ведь у Фазыл-бия свадьба, он берет в дом четвертую жену. Ерназар хотел было проскользнуть незамеченным мимо, но потом подумал: «Пренебречь тоем, на который был зван, неудобно! Еще сочтут, что позавидовал чужому счастью или поскупился!..» Вблизи Фазыловой юрты пылал яркий костер, вокруг суетились люди, чуть поодаль, на поляне, кругом сидели гости; в середине круга стоял баксы[10] и, прижав дутар к груди, распевал песню.
«Как странно устроен мир! — вздохнул Ерназар. — У одних горе, у других радость! Десяток дехкан гонят под конвоем в Хиву, а здесь пируют довольные и радостные люди! Один бай, что невольник, со связанными руками, другой готовится изведать наслаждение с молоденькой женой!..»
Ерназар неторопливо приблизился к костру; его тотчас же приветили, указали на самое почетное место среди биев. Ерназар поздоровался за руку с теми, кто оказался рядом, остальным кивнул.
— Да-а-а, этот мир давит на плечи, как тяжелая глыба, давит не переставая… — отведав угощения, задумчиво сказал Ерназар. — Половина жизни уходит на то, чтобы угождать да приспосабливаться к другим…
— Вот где довелось опять свидеться, Ерназар-ага! — раздалось у него над головой.
Он вгляделся в человека, произнесшего эти слова, и признал в нем Бердаха.
— Ого, да тебя не узнать!
Бердах выглядел нынче нарядным. На нем была новенькая рубаха из бязи, голубой бешмет, на голове лихо завязан белый платок. Своим высоким приятным голосом он попросил тишины и вышел на середину круга. Постоял молча, сосредоточился, покачал плавно головкой дутара, и полилась его песня:
Наше время — тяжелое, злое время; Каждый год удваивает наши беды; Бедняк нищ и гол, но его не оставляют в покое: Гони, давай гони налог — десять звонких монет!..