— Дядя Григорий, вот декабристы были против царя, но готовы были жизнь свою отдать за царство. Кого из них казнили за это, кого на каторгу отправили…
— Одно дело — царь! Совсем другое дело — царство, или, как я бы сказал, — отчизна! Родина! Декабристы любили свою родину! Кто по-настоящему любит родину, тот не унижает, не презирает, а, наоборот, уважает другие страны и другие народы. Если бы Россия была такой, какой хотели, мечтали видеть ее декабристы, я давно, други мои, отвез бы вас на учебу в Петербург или Москву.
Чем дальше, тем больше интересовали Каллибека и Тенела вопросы простые и сложные, житейские и возвышенные, бытовые и политические, особенно — отношения России с мусульманскими странами. Они перестали стесняться друзей Михайлова, стали смелее в общении с ними. От них ребята узнали, что царь Николай затевает войну с турками и что опасные события следуют одно за другим: русские войска вступили в княжества Молдавию и Валахию, находившиеся в сфере влияния Турции, эскадра англичан и французов уже вошла в Дарданеллы…
— Дядя Григорий, что же будет, если разразится война между турецким султаном и вашим царем! На чьей стороне правда? — допытывались у Михайлова ребята.
— Я бы сказал так: обе стороны не правы, обе преследуют цели несправедливые.
Однажды рано поутру за Михайловым пожаловал вестовой и срочно потребовал его к генерал-губернатору. Михайлов в мгновение ока оделся, ушел.
— Ура! Возвращение домой! — решили Каллибек и Тенел.
Они прождали Михайлова до самой ночи.
— Война! Началась война с турками! — грустно объявил Михайлов, едва переступив порог. — Так что, братцы, вам предстоит вернуться на родину одним. Передадите Ерназару, что обещанная помощь теперь последовать не может…
— Дядя Гриша, не можем мы, не должны возвращаться домой! Что о нас скажут, что подумают ваши друзья и знакомые! Сочтут нас трусами, мол, смерти испугались наши каракалпакские палваны! — запротестовал Тенел.
— Потом — мы хотим увидеть настоящее сражение! — Каллибек умоляюще взглянул на Михайлова.
— Кстати, Каллибек, ты в последнее время забросил черчение и рисование. Я недоволен этим. Теперь вам для обратного пути очень пригодилась бы карта!
— Не беспокойтесь, дядя Григорий! У меня есть рисунок, вернее, схема, по ней не составит труда добраться до дома. Я при первой же встрече передам эту схему Ерназару-ага! Только нам лучше быть с вами, — убеждал Каллибек Михайлова.
— Дядя Гриша, мы не хотим сейчас отделяться от русских! Не хотим! — сердито и упрямо заявил Тенел.
— Наши предки считали, что смерть, принятая человеком в сражении за русских, — это богоугодная смерть! Человеку уготован за это рай… — добавил Каллибек.
— Подальше вам надо быть от войны, подальше! Молоды еще очень, зелены! Вон под носами еще мокро! — Михайлов обнял юношей. — Попробовать-то я попробую, замолвлю за вас словечко, но в успехе не уверен! — заключил он.
— Попытка — не пытка, вы же сами не раз нас этому учили! — расхохотался Тенел…
Происходило это осенью 1853 года.
6
— Человек, который держит свои двери на запоре, всегда желает, чтобы двери у других были открыты… Человек, который споткнулся, жаждет быть свидетелем падения других… — бурчал под нос Маулен-желтый, ворочаясь с боку на бок у себя в юрте. Он не помнил, слышал ли он эти умные изречения от кого-нибудь или только что сам придумал их.
Маулен опасался, как бы кто-нибудь не прознал о его поступках и ухищрениях, направленных против Ерназара, как бы не донес на него Алакозу. Пойдут гулять разговоры да толки по свету — беды не оберешься!
Маулен-желтый оделся и выбрался на улицу; его конь мотал головой, пытаясь сбросить с себя пустую торбу. «Жаль, нет Рустема, некому приглядеть за хозяйством! Как бы сейчас был кстати братец — дурной, да родной…»-вздохнул Маулен, снял с коня торбу и после этого направился к Гулзибе. Вышагивал он неслышно, крадучись; у ее двери остановился, прислушался.
— О боже, за что ты караешь, казнишь меня так жестоко, неужели же мои прегрешения так непростительны и тяжки? — причитала в юрте Гулзиба. — Бедный мой сынок, ему уже шестой годок идет, а он не знает, не ведает, кто его родной отец! Стесняется играть-резвиться со сверстниками — у тех-то есть отцы! Я и сама боюсь на шаг отпустить его от себя! Не дай ему, боже, услышать слово «безотцовщина». Убереги его от злых сердец и колючих языков! Боже! Зарони хотя бы искорку жалости в сердце Кумар-аналык! Сделай так, чтобы она не гнала меня из своего дома, от себя! — заплакала Гулзиба.