— О чем же вы поспорили?
— О поэзии. Я даже толком не разобрал, почему Ажинияз-ага начал при всех меня поучать-отчитывать: «Бердах, я давно слушаю твои песни и должен тебе заметить — язык твоих песен не благозвучен! Их трудно перелагать на музыку! Нужно заимствовать опыт Навои, Физули, Махтумкули, подражать им…» Я не стал ему возражать — он человек ученый, закончил медресе в Хиве, может, язык моих песен и впрямь груб. Я лишь попросил его спеть одну из его песен. Он запел… Но что это была за песня, что за язык?! Почти сплошь — арабские и персидские слова! Образы уже давно в зубах навязли: стан — как кипарис, лицо — луна, зубы — жемчуг, губы — мед… У него в строчке всего два-три каракалпакских слова. Разве понятен такой язык? Великий Низами говорил: «Человек подобен светильнику, до конца своих дней он должен гореть для других»… Поэт тоже человек! И он должен гореть для народа, петь о его судьбе! Петь так, чтобы люди его понимали!
— Видишь ли, я всего один раз встречал Ажинияза, мне трудно быть судьей, но стихи его не затрагивают мое сердце…
— Конечно, я должен бы, как более молодой, проявить скромность и не связываться с ним, не вступать в спор, но… Ажинияз заявил, что-де чем поэт непонятнее, тем больше народ его уважает, тем больше преклоняется перед ним!.. Тут я вскипел: «Не кичитесь перед народом знаниями, которые вы получили в хивинском медресе!» Он рассердился и опять стал на Навои ссылаться, на других великих… Я ему возразил: учиться у великих — не значит слепо воспроизводить то, что они создали, их язык, сравнения. Или, того хуже, искажать народный язык, засоряя непонятными, чужими словами. По-моему, учеба у великих — это совсем другое… Главное для поэта — уразуметь, как и о чем писать, как лучше пользоваться языком твоего народа! Смысл — главное! Обязательно доходчивый и близкий людям, среди которых ты родился и вырос…
Ерназар и Бердах в разговорах и спорах незаметно добрались к полудню до рыбачьего аула. Рыбаки жгли на берегу моря костры, коптили рыбу; около юрт хлопотали и женщины — готовили обед. Люди узнавали Бердаха, оживленно его приветствовали, наперебой приглашали разделить их дастархан.
— Иди, иди, брат мой, — отпустил Бердаха Ерназар. Он обвел взглядом россыпь юрт и лагуч; среди них выделялась богатая белая юрта Саипназара. Ерназар уже трижды наезжал к нему и трижды не заставал дома. Возле юрты сейчас был привязан конь бия. Ерназар бесшумно приблизился, соскользнул с седла.
Застигнутый врасплох Саипназар-бий не подал вида, что недоволен появлением нежданного и незваного гостя, вежливо пригласил выпить пиалушку чая. Ерназар без обиняков заговорил о деле, которое привело его сюда. Саипназара перекосило, будто он проглотил что-то кислое.
— Неужто правда, в «Клятве» этой есть строчки, что каждый джигит — это сокол, а каждый конь отдается войску?
— А тебе это что, не по нутру? — Ерназар понял: никакие уговоры здесь не помогут. — Ладно, не буду терять с тобой время! Проводи-ка меня к аулу Артык-бия.
— Отказать гостю в просьбе было бы невежливо! — с облегчением вздохнув, согласился Саипназар.
Они выбрались на извилистую тропу, вьющуюся среди зарослей тамариска и турангиля, словно веревка. Ерназар попридержал коня и внезапно схватил Саипназара за шею своими твердыми, как ногти орла, пальцами. Саипназар насмерть перепугался.
Что ты делаешь, Ерназар? В чем я провинился? — прохрипел он.
— Отвечай, пока я не свернул тебе шею! Ты за «Клятву» или против?
— Я — за, за!
Так что же ты ломаешься?
— Подпишу, подпишу! Если ты меня не прикончишь, подпишу!
— Отдай мне поводья коня, а сам слезай! — Ерназар поднял над головой бия плеть. — Сначала дай торжественную клятву, что никому, даже намеком, не обмолвишься, что я принудил тебя присоединиться к нашему святому делу!
Саипназар забормотал:
— Никому не намекну, никому не скажу.
Под его бормотание Ерназар развязал свой хурджун, вынул чернила и перо, положил на колено Саипназара свиток. Боязливо озираясь по сторонам, он выполнил все, что положено… Ерназар ускакал, даже не попрощавшись с бием.
Артык-бий был человек немногословный, сдержанный, всегда держал сторону сильных. Он посидел-посидел над «Клятвой» с задумчивым видом, потом промолвил:
— Ну что ж, рискну!
— Что значит «рискну»? — сердито передернул плечами Ерназар.