Бердах смешался с соколами, и вскоре над землей полетела-полилась его песня.
…Джигит, рожденный с львиною душою, Всю жизнь свою ты посвятил народу!..Ерназар заметил, что Гулзиба подтягивает подпругу у своего коня. Он оказался рядом с ней.
— Что ты собираешься делать?
— Разве женщина не может в трудный час стать соколом?
Ерназар помчался дальше. Отовсюду раздавались отдельные беспорядочные выстрелы — это отстреливались ханские нукеры. Они не ожидали, что соколов окажется так много, и стали отходить, ретироваться, чтобы не угодить под пули.
— Джигиты, вперед! — закричал Алакоз, и, послушные его призыву, соколы двинулись, покатились вперед, как волна…
Мухамедкарим, Асан, Артью, Рахманберды хлынули вслед за врагом, словно черные беркуты, преследующие улепетывающих зайцев, хлынули, забыв об опасности, презирая смерть… Сотник Бекжан, обычно неприметный и тихий, вырвался вперед с саблей наголо; его натиск был яростным, его атака была неудержима. Среди врагов началась паника.
— Родные мои! Родные! Так их, так! Пусть больше к нам не лезут! Еще немного — и мы сомнем врага! — Алакоз носился как вихрь; ему открывались героизм, смелость, верность людей, которые всегда держались в сторонке, избегали лишний раз попасться ему на глаза…
Враг бежал без оглядки. Алакоз отдал приказ не растягиваться, не отрываться друг от друга. Соколы стали теперь продвигаться медленно — скорее для устрашения противника.
Гулзиба перевязывала раненых, помогала им взбираться на подоспевшие телеги.
— Ой, молодец, Гулзиба! — благодарили они ее от всего сердца. — Спасибо тебе! Благослови тебя бог!
К Алакозу подогнали пленного, которого захватил Генжемурат.
— Передайте Генжемурату похвалу от меня и от хана! — произнес он и коротко бросил пленному:- Кто ты такой?
Судя по одежде, пленный был из людей состоятельных: в дорогом халате, шапке, отороченной бобровым мехом. Он вперился в носок своего красного сапога и упорно не поднимал глаз. По щекам его вдруг покатились крупные слезы.
Тут пули свистят, смерть витает рядом, так что слезы твои нас не разжалобят! Кто ты такой? — повторил вопрос Ерназар.
Продолжая разглядывать кончик сапога, он пробубнил:
— А ваше наказание… какое оно будет?
— Наказание у нас выносит хан!
— Сохраните мне жизнь — и я скажу правду!
— Говори! Тебе приказывает Ерназар Алакоз!
— Новый хивинский хан приказал уничтожить Каракалпакское ханство. За вашу голову он обещал две тысячи таньга.
— Мою голову он, стало быть, оценивает на золото! Неплохо! Аи да хан, молодой, да ранний!..
— Нет, я о другом хане говорю! Тот, который сменил погибшего в мервском походе, убит! Его убили! Во дворце был заговор…
Ерназар теперь понял, почему Хива так долго терпела, не покушалась на Каракалпакское ханство. Да, им бы там самим разобраться со своими бедами, враждой да заговорами…
— Я бий… из аула… неподалеку от Хивы, — осмелел немного пленный. — Я давно вступил в ханское войско.
— Ну и что, тебе очень хотелось получить мою голову? Вырвался вперед, обогнал соперников?
— Кому ж не охота разбогатеть да подняться вверх по лестнице, которая к власти ведет!
— Ну что ж! За откровенность жалую тебе свободу! Хотя таким, как ты, свобода не нужна! Не на то ее тратишь! — Алакоз презрительно фыркнул и велел своим соколам отпустить хивинца…
Враг отступал. Соколы, скопившись на берегу Аму-дарьи, улюлюканьем провожали неприятеля.
Во время передышки Ерназар спросил Бердаха:
— Ответь мне, дорогой мой, какой воин хорош?
— Воин, говорящий «убью», лучше говорящего — «умру»! Умный враг лучше глупого сокола!
Ерназар увидел, что к ним приближается Зарлык, и направился к нему навстречу. Он доложил хану обстановку, сообщил новости из Хивы.
— Ни одно важное дело не должно осуществляться без моего ведома, джигиты! — Зарлык нахмурился. — Почему помилован пленный?
— Нет, наш хан! Сейчас военная пора. Если согласовывать все свои действия с вами, то так и время драгоценное можно упустить! — возразил Ерназар.
— Если бы я освободил пленного сам, ничего страшного бы не произошло и время не было бы упущено!..
— Я рассудил так, наш хан: пусть он вернется в Хиву и расскажет, что каракалпакские бии не жестоки, а мужественны и не боятся своих врагов. За правду мы не караем, не то что хивинцы!
Ерназар-младший, который сопровождал Зарлыка, счел за благо не вмешиваться в спор Зарлыка и Алако-за. Каждый из них, казалось ему, прав и не прав по-своему. Ерназар же, отгоняя от себя мысль о том, что хан становится чересчур тщеславным, подумал: «Наверно, он просто заботится о нашем единстве и считает, что будет правильнее, если все приказы-указы будут исходить от него!»