Ханский же совет Сеидмухамед собирал изредка и не по самым серьезным поводам…
Однажды, когда шел один такой совет, хану доложили:
— Великий хан, прибыл посол из Каракалпакского ханства!
— Посол? Из Каракалпакского ханства? — спокойно переспросил Сеидмухамед, будто не совсем понимая, о чем идет речь.
Так точно, великий хан, человек так и представился!
— Его имя?
— Ерназар, наш великий хан!
— А что его сын? Еще жив? — встревожился хан.
— Пленник жив, но прибыл не его отец, а Ерназар-кенегес, наш великий хан. Каракалпаки называют его Ерназаром-младшим.
И хан, и сановники вздохнули свободнее. Да, велик, велик был их страх перед Алакозом; его сила и мужество, его авторитет среди простого народа всего Хорезма вызывали у них ужас. Хан движением руки отпустил всех.
Сеидмухамед решил прибегнуть к излюбленному своему приему — заставить сидеть и ждать в приемной просителя, любого просителя, знатного, именитого, посланца самого высокого ранга… Пусть ждет! От долгого ожидания уважение к хану возрастает, уверенность в себе убывает, испаряется!
Хан вызвал к себе одного из придворных. Что хочет передать мне этот каракалпак?
— Он прибыл по поручению своего хана Зарлыка! С его посланием. В нем есть вроде бы слова, что они-де желают высказать вашему величеству свое уважение давнего соседа, хотят предложить, чтобы в Хорезме два хана. жили в дружбе, как близнецы!.. О себе же посол сказал, что учился вместе с вами в медресе! И что он безгранично счастлив, что на хивинском престоле теперь находитесь вы, наш великий хан!
— Прикажи страже, чтобы его бросили в одиночную камеру. Пусть всыпят ему как следует! Только аккуратненько, без следов! Оставить его без ужина и завтрака, утром привести ко мне!
Сеидмухамед вспоминал, но никак не мог вспомнить, что же это за черношапочник, который обучался с ним в медресе? Он приказал доставить к нему муллу, который с незапамятных времен обретался в медресе и помнил всех, кто там когда-то учился…
На следующее утро Ерназар-младший предстал перед ханом. По мере того как Сеидмухамед оглядывал младшего Ерназара с ног до головы и с головы до ног, лицо его постепенно прояснялось, светлело, вот совсем просияло… Хан даже сошел с трона и двинулся навстречу Ерназару-младшему.
— А я-то посчитал, что явился Ерназар Алакоз, а это же ты — наш Ерназар-кенегес! Каким ветром тебя принесло ко мне? Долгонько же собирался навестить старого друга! Катился-катился, словно перекати-поле, и вот наконец ты здесь!
Младший Ерназар, приготовивший гневную речь по поводу жестокого с собой обращения, о ней забыл.
— Сколько же лет прошло с той поры, как мы вместе с тобой постигали науки, а, мой кенегес? Ты изменился, очень возмужал! Очень! В юношеские годы был ты щенком, задиристым и драчливым, а теперь? Теперь — палван!
По знаку хана в дверях показался слуга с полным лакомств и яств дастарханом, с большим серебряным чайником.
— Лицо человека — зеркало его души! По-моему, ты голоден, а? Не стесняйся! Ты всю ночь был в пути и тебе недосуг было поужинать? Или ты убежал от Ала-коза, от этого злодея? Я бы этому не удивился: говорят, он жесток и беспощаден, а?
Ерназару-младшему никогда еще не доводилось слышать, чтобы хан кого-либо удостаивал угощением в своей приемной, и он не без тщеславия подумал, что так, наверно, принято встречать послов. Вот и его…
— Великий хан Хивы, я прибыл в качестве посла от моего хана.
— Ха-ха-ха! — раскатистый смех Сеидмухамеда покатился-разнесся как гром.
Хан налил себе чаю из серебряного чайника изящной тонкой работы, сделал большой глоток. Ерназар-младший последовал его примеру и тоже налил себе чаю, тут же потянулся за испеченной на масле лепешкой из слоеного теста.
Хан не отрывал от него взгляда.
— Ераназар-кенегес, мы с вами, каракалпаками, жили как два сына одного отца!.. Когда мы росли-подрастали, Амударья служила нам позвоночником. Была нам мягкой подушкой, когда мы спали. Была нашей родной матерью, когда мы хотели утолить жажду! Но среди нас, сдается мне, затесался сам дьявол! Сам сатана проник к нам! — Хан с нарастающим отвращением и брезгливостью наблюдал, как жадно глотает куски младший Ерназар. — Если ты уже насытился, может быть, объяснишь, зачем пожаловал?