— Ерназар-ага, Ерназар-ага! — настойчиво звал чей-то голос. — Вчера поздно вечером… я видел… Саипназа-ра… Это, наверно, его рук дело, — воин хрипел, задыхался.
Рядом с Ерназаром как призрак возник Шонкы.
— Ерназар-ага, Бекжана убили! Всадили в него нож! Адил-бий исчез!
Что-о-о? — завопил Ерназар и резко осадил коня. Сзади к нему подкрался нукер и взмахнул саблей, но Шонкы успел метнуть копье. Неприятель свалился с коня, так и не выпустив из руки саблю.
С подкреплением подоспел Зарлык-хан. Неприятель бежал. Алакоз пустился в преследование, но его остановили крики: «Пожар! Пожар! Ханский шатер горит!..»
Когда Ерназар вместе с джигитами подскакал к шатру, шатер уже догорал; дымились и тлели ковры и кошмы; Гулзиба и несколько воинов носились с ведрами, пытаясь спасти хоть что-нибудь.
В суматохе не заметили, как наступил рассвет. Тут и там лежали убитые и раненые. Алакоз приказал убитых похоронить, раненым оказать помощь, а военачальникам как можно быстрее собраться на совет. Многих военачальников недоставало, а те, что прибыли, не порадовали Алакоза: потери, сообщили они, большие.
Артык привел с собой раненого хивинца. Алакоз стал его допрашивать. Пленный сообщил об измене Саипназара и Ерназара-младшего.
— Проклятые псы! — Голос у Зарлыка срывался, губы тряслись. — Изменники! Предатели! Позор им! Погибель!
Военачальники и бии почернели как тучи. В грозном безмолвии ожидали они приказов хана и Ерназара.
Алакоз был страшен; он метался, словно раненый зверь. Ярость его была безгранична, отчаяние безмерно.
— О-о-о, безумный, непонятный мир! Непонятные люди! Как вас распознать?! Как проникнуть в ваши мысли?! — Ерназар бродил среди людей, как сумасшедший, и заглядывал по очереди им в глаза. — Кто еще таит в душе измену?
Ответом ему была мертвая тишина.
— Отвечайте, отвечайте прямо! Уходите, разбегайтесь по домам, но честно, открыто! Не предавайте! Сознайтесь лучше в трусости, что боитесь… только, только не надо измены! Для чести страны ничего нет страшнее измены! Изменить своему народу равносильно тому, что надругаться над собственной матерью! — Ерназар, рыдая, выкрикивал эти слова, они рвали ему сердце. Вот-вот, казалось ему, оно не выдержит, разорвется, перестанет стучать… — Наш великий хан! — остановился Ерназар перед Зарлыком. — Сердца подсказывает мне беду, предчувствует недоброе… Предатели могут повести хивинское войско в наши степи, напасть на наши аулы! Чует, чует мое сердце беду!
— Такого поворота событий ожидать можно, согласен! Однако мы и сами готовились к столкновению с Хивой. — Зарлык-хан хотел утешить, успокоить, привести в чувство Ерназара. — Надо оповестить всех, собрать воинов!
— Наш уважаемый хан! — продолжал Алакоз. — Надо послать в аулы гонцов. Пусть те, кто с нами… кто готов помочь нам… кто верен… пусть спешат на берег Казахдарьи. Будем строить там крепость!..
— Гонцы, в путь!..
Затих перестук копыт, и Ерназар как будто немного успокоился.
— Дорогие мои! — Его лицо исказилось от боли и гнева. — Кто из вас схватит и доставит клятвопреступника и предателя Ерназара-кенегеса? — Ерназар невольно присовокупил к имени человека название его рода, никто на это не обратил внимания.
Никто не выступил вперед, не вызвался: «Я!»
— Дорогие мои! — Сколько может выразить голос человека! В голосе Ерназара были и тревога, и ярость, и растерянность, и слабость. — Только человек с черным сердцем способен нарушить клятву. Окажись кенегес у меня в руках, я не стал бы убивать его сразу! Я придумал бы для него самую лютую смерть, ибо предатель заслуживает лютой смерти. Он опозорил наш народ! Он навлек на него горе и несчастье! — Вдруг Ерназара осенило: напрасно он взывает открыто к людям, напрасно ищет сейчас добровольца, который бы схватил изменника. Нет, нет! Это надо сделать иначе! Имя человека, который должен будет взять на себя эту миссию, должно храниться в строжайшей тайне. — Не горюйте, не унывайте, други мои, соратники! Если одна дверь заперта, то тысячи других открыты! В народе объявился один предатель, а тех, кто любит свой народ и кто любим народом, — тысячи! И среди них — вы! Мы будем стоять до конца ради нашей свободы! Скоро вернутся другие наши послы, нам надо продержаться! Продержаться, выстоять до их возвращения! — Ерназар заметил, что лица людей посветлели, озарились надеждой…
Когда Алакоз остался один, к нему подкрался Шонкы:
— Ерназар-ага, кенегеса словлю и приведу к вам я!
— Что это ты надумал? — недоверчиво повел бровью Ерназар.
— Хочу прославить род колдаулы, постараться ради памяти нашего знаменитого предка деда Аидоса и ради вас, Ерназар-ага!