Небо разрывали всполохи молний, воздух сотрясали раскаты грома, дождь лил как из ведра… Летние дожди недолги; скоро гроза утихла, и только с листьев турангиля не торопясь, словно в задумчивости, падали капли воды. Путники выбрались из укрытия.
— Посмотри вон туда… Всадники! — испугался Мадреим.
Маулен сосчитал всадников — их было шесть. — Первым едет Касым, ворюга Касым! Они, по-моему, идут по нашим следам! Что будем делать?
— Кони у нас отдохнули, нас не догонят! — успокоил Мадреим себя и Маулена.
Тогда по коням!
И они поскакали прямо на север, настегивая коней. Кони взяли с ходу быстрый темп, они рвались, неслись вперед, словно дикие горные козлы. Когда преследователи заметили Маулена и Мадреима, те были уже далеко. Однако у Касыма и его головорезов кони были тоже ходкие, к тому же преследователи хорошо знали местность. Они бросились каракалпакам наперерез. Два всадника стали настигать их.
— Мадреим, — крикнул Маулен, не спуская глаз с всадников, — четверо остались далеко, отстали! Надо остановиться и избавиться от этих двух!
— Ладно! Подпустим их ближе, помотаем, авось они подустанут!
Между тем преследователи начали прилаживать веревки к шеям своих коней, а на другом конце мастерить петли: они готовили петли для Маулена и Мадреима. Однако каракалпаки поняли замысел своих врагов и, подав друг другу знаки, сжали в руках кинжалы… Расстояние все сокращалось и сокращалось. Один всадник метнул веревку в сторону Маулена. Маулен поймал ее, стал наматывать на руку. Когда между ним и его противником оставалось расстояние не больше чем длина вытянутого копья, Маулен сам стремительно набросил на него петлю. Тот в панике схватился руками за петлю и выронил при этом копье. Касым заметил это и помчался к нему на выручку. Маулен сделал резкий рывок-поворот. От толчка его преследователь свалился с коня на землю. Теперь Маулен выпустил веревку, и конь, увлекая, волоча за собой хозяина с петлей на шее, понесся в степь.
Касым и его люди начали обходить, окружать Маулена. Касым бросился коршуном на Маулена, сдавил ему руку с кинжалом. Однако Маулен тоже успел схватить Касыма за руку, в которой тот сжимал кинжал.
Сцепившись намертво, слетели оба с коней и покатились по земле.
— Мадреим! Беги! Беги! Заруби коня этого ворюги! Беги! — кричал из последних сил, надрывался Маулен. — Беги, слышишь, скорее!
— Да сохранит тебя бог, Маулен! Понял! Все сделаю! — отозвался Мадреим и заплакал. — Все-о-о-о! Сделаю-у-у-у! За нас обо-и-и-и-х!
Маулен, разжимая железные пальцы Касыма, которые впились ему в горло, шептал вслед исчезавшему из виду Мадреиму хрипло, теряя сознание:
— Не поминай лихом! О-о-о-о! Пусть тебе сопутствует русский ветер! Пусть тебе поможет бо-о-о…
20
Лето в низовьях Амударьи светлое и солнечное, однако раздоры, взаимные обиды, вражда между людьми способны превратить и лето в зиму. И тогда сами они не замечают ни жарких дней, ни яркого солнца, ни разноголосого пения птиц… Вся эта красота земная проходит мимо.
Измена Ерназара-младшего была подобна воде, вылитой в пламя судьбы народной, пламя народных надежд. Измена на время отодвинула, заставила забыть мелочные обиды, междоусобицы и вызвала у каракалпаков общую тревогу за их общую судьбу.
Со всех сторон степи стали стекаться люди на берег Казахдарьи, к крепости, чтобы укрыться в ней от врага. Ерназар и Зарлык собирали вокруг себя, объединяли преданных им биев и военачальников, день и ночь руководили строительными работами. Рядом с каракалпакскими соколами находились туркменские и казахские сарбазы. Возглавлял их Абдурахман. Все трудились без устали, забыв о сне и отдыхе.
В знойный полдень, когда люди расположились на обед, Алакозу доложили, что из Хивы прискакал Шонкы.
— Пусть разразит гром негодяя кенегеса! — завопил Шонкы прямо с порога. — Он мне говорит: «Ты сородич Алакоза и прибыл сюда как шпион и лазутчик!» По его приказу мне всыпали девять раз по девять плетей! Голым на всю ночь оставили, чтобы кровушки моей попили комары! Унижал меня… — Шонкы прослезился.
Алакоз сдвинул брови; его насупленный, угрюмый вид всполошил Шонкы.
— Послушай, что потом было! Я очернил тебя, Алакоз, специально чернил, чтобы вызвать доверие кенегеса и проникнуть в его замыслы!.. Он мне поверил и предложил служить ему. Ему и хивинскому хану. Потом отпустил.