— Народ, слушай! Сегодня великий хан будет чинить справедливый суд над каракалпакскими бунтовщиками! Сегодня они будут наказаны! Спешите, спешите!
Заполняя улицы, люди двигались праздничным пестрым потоком. Вели их разные побуждения: кого любопытство, кого страх, кого желание увидеть вблизи нового хана. Давно, очень давно Хива не развлекалась и не праздновала… Страдания и смерть одних бывают притягательными для других…
Хивинцы стекались к большому саду. Пышно разряженный хан восседал на высоком помосте. Его окружали военачальники, придворные, ближайшие его сановники и бии.
Хан окинул взглядом сад и, желая продемонстрировать свою скромность, а также милость к народу, сошел по ступенькам вниз. Его подданные вскакивали поспешно и суетливо, низко кланялись, приветствуя своего повелителя. Хан кивал, все время кивал головой, чуть-чуть улыбаясь. Он обошел весь сад и водрузился на свое возвышающееся над всеми смертными громоздкое кресло.
— Мой народ, еще и еще раз поздравляю с победой! — провозгласил хан.
Люди — все в белоснежных чалмах, — как по команде, опустились на колени. Их будто сразил, повалил на землю порыв ветра. В тон, на едином дыхании они затянули:
— Аминь, аминь, аминь!..
— Да пошлет бог тем, кто еще выше поднял славу Хорезма, славу нашего известного всему миру ханства, долгую и счастливую жизнь! Да благословит их! Аллах, пошли силу и мощь всем мусульманам! — продолжал хан.
В ответ ему неслось:
— Аминь! Аминь! Аминь!..
Хан хлопнул в ладоши. В сад впустили людей, которые находились за его стенами, впустили столько, сколько сад мог вместить, не потеряв при этом праздничного обличья. Остальные же вставали друг другу на плечи, залезали на дувалы.
— Начинайте! — повелел хан и всем туловищем повернулся вправо.
Все, кто сидел на супах и подстилках, кто стоял на ногах и висел на стенах, повернулись вслед за ним. И увидели виселицу с веревкой, металлические колы в ряд…
В глубине сада, в гущине листвы, пряталась потайная дверь. Из нее показались палачи, за ними — пленные. Их подвели к виселице, один громко заплакал; на него с упреками накинулись остальные:
Трус! Не позорь честь наших богатырей! Ты один, а их тысячи!..
Засвистела плетка, все умолкли.
Хан не произносил больше ни слова, он лишь жестами отдавал приказы.
В сад втолкнули обшарпанного, грязного осла; на нем сидел человек в разорванной в клочья одежде, с шутовской короной на голове; корона была сделана из перьев черного ворона. По бокам шествовали два палача. Все решили, что это обрядили на потеху всем шута; откуда-то выбежали мальчишки, забросали его камнями.
На губах хана зазмеилась улыбка. Тут же заулыбались, оскалились его приближенные. Палачи подогнали осла к самой виселице, разогнали ребятишек, поставили осла к публике задом. Всадник в короне оказался теперь лицом к хану; но лицо его было так обезображено, что разглядеть, кто это, да и вообще понять, живой или мертвый человек на осле, было невозможно.
Хан засмеялся. Хохот покатился по всему саду: все хватались за животы, раскачивались в изнеможении — никак не могли совладать со своим верноподданническим смехом.
— Великий хан священной Хивы, высокочтимые сановники, люди! — обратился ко всем палач. — На осле восседает человек, присвоивший себе звание каракалпакского хана! Самозванец! Зарлык получил достойный его трон! — палач невозмутимо кивнул на осла. — Мошенник и предатель не повинился, не раскаялся! Он все время твердил: «Нам поможет самое мощное государство в мире — русское царство!.. Мы образовали Каракалпакское ханство по воле народа, по велению времени!»- Палач сделал выразительную паузу. — Чтобы он никогда больше не изрыгал глупости и не богохульствовал, мы отрезали ему язык.
Хан шевельнул рукой, и палач сдернул Зарлыка с осла. Два нукера разожгли костер рядом с виселицей. Палачи раздели Зарлыка догола и посадили его на огонь… Сами, отряхивая слегка занявшуюся на них одежду, отбежали в сторонку… Зарлык тихо стонал, будто стыдясь не наготы, а этих стонов. Будто не пламя ощущал на своем теле, а неловкость из-за того, что обнаруживает всенародно свою слабость.
Хан потемнел как туча, насупился. По саду мгновенно разлилась тишина.
Зарлык еще не испустил дух, как палачи волоком подтащили к виселице сына Ерназара — Хожаназара. Они силком поставили его на колени — лицом к хану.
— Эй, парень! — крикнул ему хан. — Тебя привели на место смерти! Мне жаль тебя и твою молодость! Если ты всенародно отречешься от отца-смутьяна, я помилую тебя!