— В детстве у меня был друг по имени Тенел, мальчик так похож на него!
— Каллибек? Ты? Ты жив?!
Каллибек уронил посох и бросился в раскрытые объятия друга. Своего единственного друга!.. Мужчины обнялись. На глазах у них были слезы.
Лукерья и дети не раз слышали от Тенела о Каллибеке, их юности и странствиях. Они обрадовались, что встретились, свиделись все-таки друзья.
Лукерья пригласила Каллибека в дом. Но и там, удобно расположившись в опрятной, чистенькой комнате, Тенел и Каллибек все еще не могли опомниться, успокоиться, осушить слезы. С улыбкой, молча, растроганно взирали они друг на друга… Лукерья хлопотала, замесила тесто. Она расстелила дастархан, поставила перед мужчинами полную миску жареного проса.
— Полакомьтесь пока! Сынок, разожги огонь в тандыре, будем печь лепешки в честь дорогого гостя!..
Мужчины остались наедине: Каллибек потянулся к миске и набрал полную горсть проса.
— Боже, я, наверно, лет двадцать не ел такого замечательного проса, как это! — Каллибек излучал счастье.
Жизнь жестоко потрепала его друга, понял Тенел, хлебнул, бедолага, лиха: совсем почти старик!.. Да, не сладко ему пришлось в Туретчине, не сладко!..
— Вот и довелось нам свидеться, Каллибек, дружище! Все-таки на этом свете лучше быть живым, чем мертвым! — воскликнул Тенел.
— Жить, конечно, хорошо… даже в этом мире! Особенно когда тебе выпадает такая встреча! — Каллибек вытер слезы. — Ну, рассказывай! Сначала ты!..
Тенел смущенно пожал плечами: ему было немножко неловко перед другом за свое счастье и благополучие. Он коротко, намеренно бесстрастно изложил ему то, что случилось с ним после их разлуки.
— Теперь твоя очередь, Каллибек! Рассказывай о себе!.. Я часто тебя вспоминал, особенно когда приходилось туго!
— А уж как я скучал!.. Только меня, меня еще совесть мучила, Тенел! Крепко мучила! — Каллибек зажмурился, помолчал, потом произнес:-Видишь ли, распространяться много о том, что видел сам, — это ведь один из способов убеждать других людей, что ты умен, привлекать к себе их внимание… Я же, я все время старался от людей скрываться. Мне было выгоднее прослыть дураком или немым, но уцелеть… Тебе я расскажу все, ничего не скрою. Выложу всю правду о себе и о мире, каким я его постиг, каким для себя открыл. — И Каллибек действительно без прикрас нарисовал Те-нелу картину своих странствий, тех унижений, тягот и опасностей, которые повсюду настигали, преследовали его. — Честно признаюсь тебе, Тенел, к какому заключбнию я пришел, прожив бурную и нескладную жизнь. Богатый везде богатый, бедный везде бедный, бродяга и нищий — всюду бродяга и нищий… Везде и всюду идет борьба за существование, богач теснит-притесняет бедняка, а сильный пожирает, уничтожает слабого. Раньше я считал, да мы вместе с тобой так считали, — самый счастливый человек на этом свете тот, кто много знает и много понимает. Однако я ошибался. Это заблуждение. Все как раз наоборот. Чем больше человек знает и видит, чем больше странствует по белу свету, тем он несчастнее. Потому что он лучше начинает постигать все несовершенства, все изъяны мира, все несправедливости и подлости его.
— Не согласен! Я-то думаю иначе. И глупый поумнеет, коли будет много знать. — Тенел засмеялся, ему хотелось успокоить Каллибека, который был в страшном возбуждении. — Даже бии наши и те ныне поумнели! Вспомни, какими всесильными были они в пору, когда мы с тобой отправились в Оренбург…
— Ничуть они не поумнели, ни капли не изменились! — перебил его Каллибек с болью в голосе. — Про них можно сказать лишь одно: горбатого могила исправит! Хотя не такие уж они и дураки или глупцы! Они умны по-своему, но только для себя, когда это касается их хищных интересов! Тут они умны!
— Не совсем тебя понимаю.
— Что ж в этом удивительного, Тенел? Кто возьмет на себя смелость утверждать, что он понимает, все понимает в этом непонятном мире?.. Я, например, уразумел твердо одно: этот мир непостижим и запутан.
— Ты, наверно, стольким языкам научился в своих странствиях? — поинтересовался Тенел. — С любым купцом из любой страны объясниться можешь, а?
— Что тебе ответить? Знаю немного русский, немного английский, французский, арабский… Но честно — ничего толком не знаю, ни одного языка! — сознался Каллибек. — Ведь я выдавал себя за немого, а так разве научишься чужому языку?..
— А науки разные?.. — спросил Тенел.
— Видел я, Тенел, много, так много, что редко кому выпадает! Паровозы и пароходы — помнишь мечту наших детских лет? — не только видел, но и ездил на них. Работал на промыслах, где добывали из-под земли нефть! На плантациях гнул спину. Какие только диковинные деревья и растения не попадались мне!.. Однако чему можно научиться, коли катишься по земле словно мяч… — Каллибек всхлипнул, не сдержался.