Ерназара привели в пустое и запущенное помеще ние. Навстречу ему поднялся турецкий ахун. Он оказал этот знак уважения Ерназару против воли: чужое страдание, видно, не может оставить никого равнодушным… Обросший, худой — кожа да кости, на руках и ногах позвякивают кандалы, но взгляд… Пронзительный, гордый взгляд человека непокорившегося.
Ерназар сразу узнал ахуна, вспомнил его предсказания, их встречу неподалеку от восточных ворот города. У него побежали мурашки по спине. Ахун поздоровался, пригласил Ерназара присесть, и тот примостился на полу у стены.
— В чем ты провинился, Ерназар, что терпишь такие муки?
У ахуна был смиренный вид и сострадательный тон. Но чутьем, которое было обострено страданием, Ерназар понял: ахун притворяется, ему все известно. Ерназар, совладав с негодованием и отвращением, ответил с достоинством:
— Не знаю.
— Выходит, сон-то твой был в руку… Видеть себя голым во сне очень плохо. Не к добру. Но, помнится мне, я ничего не сказал тебе тогда еще об одной примете: бог дает людям такие большие глаза, как у тебя, чтобы в них поместилось много слез… Если не станешь осмотрительным, вся жизнь твоя пройдет в слезах да бедах… И у матери твоей огромные глаза, потому-то ей и досталась вдовья доля.
— Что суждено богом, то и сбудется… Нехорошо, однако, бить лежачего. Не подобает это человеку духовному.
— Умен ты, остер на язык. Но слова, сколько их ни трать, не превратятся в ключ от твоих кандалов. — Ахун долго хранил угрюмое молчание, потом спросил:- Где ты учился, кто тебя воспитывал?
— Мать… и учила, и воспитывала. И я горжусь этим!
— В какой колыбели ты вырос?
— В которую клала меня мать. Когда я родился, в нашу юрту принесли колыбели и узбек, и казах, и туркмен, и русский. Мать поочередно клала меня во все эти колыбели.
Ты упрям. Не прост ты! Характерец у тебя не легкий… Хлебнешь горя, много камней обрушится на твою голову. Выдержишь ли?
— Позаимствую силу у матери.
— Что ты, как попугай, заладил-«мать», «мать»! — передразнил ахун Ерназара с раздражением. — Послушай-ка, я расскажу тебе одну поучительную историю. Жил-был один джигит, вот такой же, как ты; он тоже преклонялся перед своей матерью; она, как и твоя, была вдовой. Однажды ему взбрело в голову, что все почести и уважение, которые он до сих пор оказывал матери, ничего не стоят. Он решил отвезти свою матушку в Мекку, да не в арбе какой-то, а на собственных плечах! Посадил он мать на шею и тронулся в путь. Навстречу — шейх: «Куда путь держишь, джигит?» Джигит подробненько ему обо всем и поведал, а шейх ему на это: «Ну и глупец! Чем самому мучиться, тащить эдакий груз на шее, и мать мучить, лучше бы сосватал ей старика вдовца!..» Мать обрадовалась: «Ойбой, мой шейх! Да благослови тебя бог! Вразуми моего сына, такой он непонятливый да недогадливый». — Ахун улыбнулся двусмысленной улыбкой… — Вот так-то, Ерназар! Я усматриваю большую мудрость в этой истории! Если бы ты отдал свою мать замуж за какого-нибудь почтенного аксакала, ей-богу, проку для всех было бы куда больше!
Ерназар рванулся к ахуну, но кандалы напомнили о себе саднящей болью, он застонал от бессилия, от слабости своей, свидетелем которой стал этот ненавистный человек.
— Охолони, остынь! — сурово пророкотал ахун. — Великий хан любит забавляться лаем собак, когда им отрезают уши… Он и тебе хотел отрезать уши, да я заступился…
— Когда-то царь Сулейман обложил налогом всех обитавших на земле, даже птиц. Чтобы избежать налогов, летучая мышь выдает себя то за воробья, то за мышь. Сдается мне, у вас есть сходство с летучей мышью.
— Я чувствую, чую я: твой рот — это гнездилище для змей. Однако горячиться и держать зло на людей мне не подобает. Ты в моих глазах прежде всего мусульманин, мой брат по исламу. Ты обретешь истину, я верю в это! У каракалпаков, мне известно, есть мудрое изречение: «После того как взобрался на лошадь, думай о себе; после того как слез с нее, думай о лошади…» Ты оседлал разум своей матери, что ту лошадь, а вот свалили тебя, ты и забыл о ней! Не очень-то тебя заботит судьба Кумар-аналык!.. Мать сейчас в Хиве. Свидание с ней, а может быть, и ее судьба — в твоих руках… Помни: если слон вытаптывает чужие посевы, то винят в этом не слона, а его владельца. Расплачиваться за твои грехи придется матери.
— Чего вы от меня хотите?
— Ты собираешься держать сторону русских? Чем они тебя приворожили?
— Наш хан в юности воспитывался у русского.
— Это была уловка, глупец! Хан пожелал узнать своих врагов поближе! Чтобы потом легче было одолеть их.
— Против русских я меч не подниму. Дружба с русскими завещана нам предками.