— Меня сделал бы главным строителем этого города. И на самой вершине Каратау мы водрузили бы с тобой… представь-ка что? Ну-ка, догадайся, Ерназар! Волшебный прибор, который предсказывал бы погоду для всего Хорезма!
— Разве есть такой?.. Наверно, есть, коли ты говоришь! Моя мать одобрила бы наши мечты, она любит повторять: желания, идущие от чистого сердца, обязательно исполнятся! Даст бог, она окажется права, а, Грушин?
Грушин, закусив губу, со слезами на глазах кивнул.
8
Хива, пребывавшая в мрачности длительное время, Хива, хмурившаяся долгие дни, как набухшая туча, посветлела, преобразилась.
В городе воцарились праздник и оживление, каких здесь давно не помнят: навруз совпал с победой хивинского втэйска. Улицы заполнили нарядные, пестрые, весело гомонящие толпы; громко приветствуя друг друга, люди спешили влиться в общий поток, который нес их к торговым рядам. А там дым стоял коромыслом. Купцы и лавочники на все лады расхваливают свои товары, заманивают к себе прохожих, клянясь, что ни у кого больше на целом свете нет такой красоты и дешевизны. Покупатели сегодня не скупятся, не торгуются особенно, будто спешат карманы свои облегчить. Ткани, халаты — красочные, вобравшие в себя все цвета радуги, ичиги разных фасонов, лакомства на любой вкус — нынче все идет ходко…
Даже нищие и сироты выглядят довольными и радостными. Обычно скупые и прижимистые, баи лезут сегодня в свои кошельки, лишь только завидят протянутые за милостыней руки. Около шашлычных, источающих соблазнительнейший аромат свежей баранины, стайками кружатся-вьются бездомные мальчишки; от подгоревших кусков мяса, которые щедро бросают им повара, рты у них угольно-черные. Мальчишки поглаживают себя по животам — они наелись, кажется, на целый год…
Хива радовалась победе. И хотя хивинское войско разбило небольшой отряд русских, врасплох застигнув его на Устюрте, — это была победа, все равно победа… Хан отправил гонцов с вестью о ней во все концы Хорезма.
Народ валил в Хиву валом — купцы, борцы, музыканты, просто зеваки; тут и там мелькали, выделяясь из толпы своими одеждами, афганцы, иранцы, индийцы, турки; они тоже поспешили в священный год на особенный, небывалый навруз.
Желая поощрить ахуна-провидца, благодаря которому удалось предотвратить русское вторжение, хан назначил его вместе с главным визирем распорядителем тоя. Однако ахуна больше, куда больше, чем устройство тоя, заботило, как бы расквитаться с Ерназаром и Гру шиным. В первый же подходящий момент он напомнил о них хану.
— Зачем омрачать себе и другим праздник! Забудем о них на время торжества! Вот после тоя… — слегка поморщился хан.
Наступил день тоя.
Хан больше всех других состязаний любил борьбу. За ней он мог наблюдать часами, забыв о времени, забыв обо всем. Хан сидел на возвышении, поднятом для него на площади, где происходили состязания борцов, сидел не шелохнувшись.
Состязания, однако, не ладились — знаменитые дворцовые борцы были не в форме, ни один из них не мог претендовать на главный приз; кое-кто был сильно изувечен, были даже смертельные исходы — прямо на глазах у зрителей… И это на таком пышном тое! По случаю такой знаменательной победы! Да еще в присутствии иноземных гостей.
Не совладав с собой, хан сошел с помоста, он старался не бежать, а медленно шествовать к биям и военачальникам, которые участвовали в походе против русских. Они моментально повскакали со своих мест и одновременно согнулись в подобострастном поклоне. Хан шел, оскалив зубы в одинаковой для всех холодной улыбке, сухо пожимая своим подданным руки.
Аскар-бий был на седьмом небе от счастья: его руки, руки простого смертного, коснулись мягкие, как хлопок, пальцы владыки. Обидно вот только, очень досадно, что мало кто из его земляков-каракалпаков стал свидетелем такого события! Аскар-бий один за другим перецеловал, смачно причмокивая, свои пальцы.
— Эй, черношапочник, что это ты делаешь? — услышал он рядом насмешливый голос.
Бий обернулся и увидел статного хивинского бая средних лет, одетого в богатый халат.
— Какое счастье! Какая благодать! Святые, чистые руки великого хана коснулись наших грешных рук!
— Э-э-э, не успеешь моргнуть — и эти святые, чистые руки с легкостью снесут голову с плеч!.. Я имею в виду, черношапочник, голову врага! — с каким-то затаенным намеком произнес бай.
Аскар-бий испуганно покосился по сторонам. Может быть, он ослышался?.. Хотя хивинец ничего недозволенного вроде бы не сказал, наоборот даже! Но все — таки:.. Пусть себе болтает, а он, Аскар-бий, все равно чувствует себя осчастливленным!