Кумар уставилась на него, удивленная, полная к нему жалости. Однако чем пристальнее она в него всматривалась, тем меньше удивлялась. Лицо сильного, волевого человека… изборождено глубокими морщинками, совсем как солончак, но глаза блестят молодо. Борода курчавится, длинная, окладистая, как лопата, значит, волосы не секутся. Рот, губы, зубы — нестарого человека. Да, старость еще не взяла над ним верх.
— Есть у тебя кто-нибудь на примете? Бай потупился, выдержал паузу.
— Кумар, мне никто так не подойдет, как Гулзиба… Девушка она умная, сирота. Калым за нее я тебе выплачу, ты ей родителей, можно сказать, заменила. Тебя буду почитать — как ее матушку, а Ерназара — как ее брата. Не раздумывай долго, не сомневайся, Кумар! Я не так уж и стар, — грустно улыбнулся бай, — четырехдневный путь вон за два дня проделал, скакал, как джигит, чтобы обрадовать тебя! Одно лишь твое слово «одобряю» будет для меня суюнчи.
Кумар-аналык колебалась, не знала, что и посоветовать Сержанбаю. Она прикидывала в уме и так и эдак, пыталась представить рядом со старым — все-таки старым! — баем юную Гулзибу… Чашу весов перевесили доводы бая: Гулзиба найдет в нем опору, обретет с ним покой, достаток, а что еще нужно сироте?
— Дело, что ты задумал, Сержанбай, очень тонкое, тоньше волоска. Я попробую поговорить с девушкой, намекнуть, но обещать ничего не могу. Если скажет «да», то мне и калыма твоего не нужно, позаботься только о сиротах, чтоб жили в сытости и спокойствии, не зная нужды и обиды. Если же скажет «нет»- смирись! Силком заставлять я ее не буду.
— Она умная! Не ответит, надеюсь, отказом.
— Ну что же, будем уповать на бога! Сержанбай не стал дожидаться угощения, попрощался и ушел. Кумар-аналык разбудила невестку и сообщила ей о скором победном возвращении Ерназара. Гулзиба, трепещущая от волнения и счастья, вынула из кармана кусочек сахара и протянула Хожаназару: «Вот, это суюнчи тебе!» Сахар водился лишь в домах людей богатых и именитых. Кумар-аналык была довольна, что на такой счастливый случай у Гулзибы оказался кусочек сахара. «Должно быть, бай и правда балует Гулзибу! — решила она. — Как бы завести с ней нужный разговор?» Но так и не смогла найти подходящий повод.
Спустя неделю в ауле объявился Ерназар. Аульчане ликовали, радовались, веселились, только Ерназар был сам не свой.
Среди пришедших навестить его друзей он не увидел Генжемурата. Ерназар спросил, где же он. Ему поведали, что Генжемурата сразила злая пуля, когда он пытался перейти к русским.
— Он был настоящим сыном своей земли! Вечная ему память! — с трудом унимая душевную боль, вымолвил Ерназар.
Вечером, когда Ерназар и Кумар-аналык остались одни, мать спросила сына:
— Что мучит тебя, почему ты хмурый?
У Ерназара навернулись на глаза слезы. Кумар-аналык всполошилась, никогда раньше она не видела сына плачущим. Сердце ее сжалось в предчувствии беды.
— Мама, я потерял друга… Помнишь, я рассказывал тебе о Грушине, русском ученом. Его убили!
— Ой, как же так? Со слов Сержанбая я знаю, что его освободили по твоему прошению!
— Если бы!.. Я тоже так думал, мама! Но как только меня вывели из зиндана, с ним и расправились!
— Кто же совершил злодейство?
— Разве они признаются!.. Меня даже пытаются обвинить в убийстве! Возводят наветы, зачем только — не пойму. Неужто чтобы оклеветать, очернить меня в глазах народа?.. Тяжко мне, муторно на душе.
Дни бежали за днями, но мысли о Грушине, печаль не покидали Ерназара. Очень он привязался к этому спокойному, доброму человеку, совсем как к старшему брату. Он свыкся с мыслью, что у него появился надежный друг, опора в делах, советчик в жизни; он надеялся, что Грушин просветит, откроет тайны науки каракалпакским джигитам. И вот — Грушина больше нет.
Ерназар мучительно решал: как ему жить дальше, как жить? Идти в нукеры к жестокому и невежественному хану? Власть его призрачна, он всего лишь кукла в руках фанатиков и глупцов!.. Нет, нет! Надо добраться до Петербурга и сказать русскому царю: «Каракалпаки уже сто лет ждут от вас помощи. Ваши друзья будут нашими друзьями, ваши враги — нашими, но в дружбе должно быть равенство. Не пренебрегайте нами, хоть мы и маленький народ, хоть мы всего лишь крохотная звездочка в вашем огромном созвездии. Уважьте наши традиции, обычаи и обряды, уважьте нашу веру… Русский народ добр и великодушен, и мы, каракалпаки, тоже добры и великодушны, только нас мало, а русских много. Великий народ на то и великий, чтобы не обижать малые народы, быть с ним милостивым и снисходительным…»