Все окружили долговязого, загалдели разом:
— Он правду сказал? Отвечай!
Тот захныкал, подавленный страхом и стыдом:
— Да простит меня аллах, правда!.. Сразу же после тоя Сержанбая я устрою поминки! Прошу всех почтить память моего отца. — Он отделился от толпы и, понурый, пристыженный, поплелся к своему дому.
Толпа хлынула обратно к юрте бая, и люди, захлебываясь от восторга, принялись всем рассказывать об ясновидце ишане; нашлись и краснобаи, которые тут же присочинили невероятные истории о различных пророчествах и подвигах ишана. Даже щедрость Сержанбая, даже обильные его дастарханы будто слегка померкли в их глазах. Славословия баю уступили место восхвалениям великому ишану. Сержанбая это уязвило, радость его и тщеславие чуть-чуть притупились, поблекли, но виду он не показал: знал, что жирные, вкусные кушанья и кукнар[8] сделают свое дело — выветрят из голов его гостей воспоминания об ишане.
Ближе к полуночи, в самый разгар пира, раздался тревожный вопль:
— Невеста сбежала! Сбежала невеста! Бай ушам своим не поверил:
— Маулен, это ложь? Неправда это!
— Ох, правда, дядя! Беда на тебя свалилась! Ты стал посмешищем для людей, ох-хо-хо!
Сержанбай вышел из юрты, крепко хлопнув дверью. На дворе было полным-полно народу. Гости вмиг превратились в свидетелей его несчастья. В лачуге горько рыдал Тенел, его окружили люди, выражали сочувствие, пытались успокоить. Бай влепил ему пощечину.
— Где твоя сестра? — Рядом с Тенелом Сержанбай увидел Улбосын; он схватил ее за тонюсенькие, как мышиный хвостик, косы, дернул изо всех сил, повалил на землю, лягнул в живот. — Из-за тебя все мои несчастья. Из-за тебя!
Улбосын сжалась, свернулась в комок, как еж, и выпалила:
— Чтоб ты сдох, безумец! Чего затеял! Чем меня бить, на мне вымещать злобу, ищи лучше Рузмата!.. Навлек позор на свою дурацкую голову! Нужен ты молоденькой, как же! — кричала Улбосын, не помня себя от ярости.
Никогда прежде жена не осмеливалась бросать ему такие жестокие, такие оскорбительные слова. Это во сто крат усилило его боль и муку. Он понял, что лишился последней своей надежды и услады в жизни — Гулзи бы. Сержанбай полез за пазуху за ножом, чтобы прикончить эту старую, эту ядовитую бесплодную змею. Его схватил за руку Маулен:
— Дядя, опомнись! Невеста сбежала с Рузматом. Нож еще пригодится тебе! Рузмат! Отныне Рузмат твой кровный враг!
— Седлай коней, поедешь со мной! Маулен-желтый, не выпуская дрожащей руки бая,
повел его сквозь замершую толпу к конюшне.
* * *Неподалеку от Хивы, на берегу канала, под диким карагачем лежали Гулзиба и Рузмат. Джигит не мог уснуть, хотя и очень устал. Он наслаждался близостью Гулзибы, которая безмятежно спала, положив голову ему на плечо, как на подушку. Он неотрывно смотрел на ее спокойное лицо, белое-белое при свете луны, и предавался воспоминаниям.
…Когда бай сообщил ему о своей предстоящей свадьбе, Рузмат подумал, что сердце его не выдержит, разорвется от горя… Около него, как призрак, возникла Улбосын и зашептала горячо:
— Рузмат, слушай меня, Рузмат! Бай потерял разум, надо спасать сироту! Укради ее, я помогу!
— А она? Согласится ли она?
— Если ты избавишь ее от старика, — сказала Улбосын, — она всю жизнь тебе будет пятки лизать!
Рузмат чмокнул от радости Улбосын в щеку. Тысячу лет живи, сестра!
В предсвадебной суматохе никто не заметил, как Улбосын сунула Рузмату и Гулзибе сверток, как благословила их:
— Это вам деньги на дорогу! Будьте счастливы, да поможет вам бог! Не медлите в пути!
Рузмат не мог поверить своему счастью.
Неужто это правда? Явь, а не сон? — спросил он, как только аул остался позади.
— Правда, правда, Рузмат!.. ответила Гулзиба. — В Хиву проляжет наш путь! Будем искать Ерназара-ага.
К ночи они достигли берега канала, прилегли отдах-нуть под карагачем.
Забрезжил рассвет. Рузмат так и не сомкнул глаз, а Гулзиба еще спала, чувствуя себя под надежной за щитой. Рузмату хотелось прикоснуться к пухлым, розовым губам девушки, они так и манили к себе, так и притягивали. Но он боялся спугнуть сон своей любимой.
Стало подниматься солнце… все выше, выше — так разгорается огонь в очаге. Выдержка изменила Рузмату, и он слегка прикоснулся шелковистыми усами к губам Гулзибы — алым, словно капнувшая на снег кровь. Девушка вздрогнула, испуганно открыла глаза.