— Мой великий ишан, Мамыт ведь из рода колдау-лы… Он и не хочет чернить свой род! — не выдержал Саипназар. — А на самом-то деле все так оно и было, как вы изложить изволили.
— А что будет, если на троне в Хиве окажется другой хан? — полюбопытствовал Ерназар-младший.
Ишан ответил без промедления:
— Все люди в этом мире — гости! Случайные гости! А вот в загробном мире мы все постоянные жильцы. Бог создал нас смертными! Наступит смертный час и для нынешнего великого хана. Но вместо него на трон взойдет его сын или кто-либо из ближайших родственников. Тем и велик наш бог, что все предусмотрел! Преемственность великих мира сего — одна из его мудростей. Ханство, верховная власть — незыблемы и вечны!
Ерназар-младший понял: ишан притворяется, что до него не дошел смысл вопроса. Бесполезно вновь к нему обращаться с тем же…
— Правда ли, наш досточтимый ишан, что хивинское войско совершило набег на Бухару? — поинтересовался Фазыл.
— Бухара и Хива — две опоры, два светоча ислама на Востоке. Не вижу большого греха в том, что между ними иногда возникают распри. Это лишь легкая ссора греющихся у одного очага. До меня дошли также сообщения о подвигах Ерназар Алакоза во время этого набега.
— Каких таких подвигах? — с завистью осведомился Саипназар.
— Подвиг на войне один — наступать на врага, не страшась его! Тогда враг отступает и бежит. Алакоз за храбрость получил из рук хана белый нож, удостоверяющий его бийство.
— Ого! Значит, отныне все его потомки будут в почете! — В голосе Фазыла проскользнуло уныние.
— Фазыл, не скачите на коне неучтивости! — неожиданно оборвал его ишан. — Я лично не удивлюсь, если у Алакоза в сердце змеиное гнездо! Но убедиться в этом возможно будет лишь тогда, когда он останется без головы! — Ишан не скрывал свою ненависть к Алакозу.
— А правду рассказывают, что Алакоз освободил мятежного туркмена по имени Аннамурат, выступившего против хана? — обратился к ишану Ерназар-младший.
— Я же сказал: сердце его — скопище змей! — повторил ишан с раздражением. — Однако беседе — свое время, а угощению — свое!..
Ишан не сквалыжничал, не трясся над поступающими от мусульман обильными подношениями. Особую щедрость и уважение высказывал он биям, старейшинам родов: перед каждым ставил — не жалел! — по бараньей голове. Сегодня он не поскупился тоже, приказал зарезать по одной овце на гостя. Каракалпаки были растроганы и польщены.
Когда после обильной трапезы они получили разрешение удалиться, Фазыл слегка замешкался, поотстал от своих спутников.
— Научись держать рот на замке! — сурово отчитал его ишан. — Сейчас зачем-то вылез! Хвалился, я знаю, и раньше хвастался тем, что это я выхлопотал у хана для тебя должность — за убийство Генжемурата! Помалкивай!
— Пусть волчанка, пусть волдыри выскочат у меня на языке, если я этим хвастался. Верьте мне, я плетка в вашей руке!
— Ладно, присылай поскорее Касыма.
16
С тех пор как Сержанбай привез Гулзибу из Хивы, она не осушала глаз. Сержанбай тоже извелся, потерял сон и покой. Его терзали тревога и опасение, как бы Гулзиба не наложила на себя руки, — уж больно она отчаивалась. Бай перестал доверять Улбосын. Он подозревал, что она может помочь Гулзибе бежать опять или — того хуже и страшнее! — убьет ее. Бай сторожил Гулзибу и днем и ночью: он боялся'от лучиться из дому хотя бы ненадолго. Но так не могло продолжаться вечно, хозяйство требовало его рук… Сержанбай долго-долго перебирал в уме, кого же взять ему в работники вместо нечестивца Рузмата. Нужен был человек, слепо преданный ему, такой, который вслед за ним белое назовет черным, а черное — белым!
Бай нашел его совсем рядом. Когда он заикнулся об этом Маулену-желтому, тот обрадовался всей душой: наконец-то его придурковатый брат Рустем будет сам себя кормить-поить! Слезет с его шеи!..
Бай внушил Рустему:
— Основная твоя обязанность — заботиться о Баса-ре! Ни одна живая душа, кроме тебя, не должна близко к нему приближаться. Кормить его будешь ты, только ты, запомни! Если кто-нибудь чужой покажется возле дома — спускай пса с цепи! Если из юрты покажется не то что сама Гулзиба, а кончик ее платья! — отвязывай Басара, понял?
Эти наставления Рустем усвоил крепко: он точно родился для этой работы. Бай соорудил для него и для пса удобный, с виду опрятный шалашик. Когда Рустем заваливался спать, то спускал пса с цепи и тот носился по двору с устрашающим лаем; когда же он бодрствовал, то следил за домом и его обитателями сам. Он приучал Басара лаять при малейшем движении Гулзибы, при легчайшем ее покашливании…