— Ну и краснобай! — воскликнул главный визирь. — Ну и болтун!.. Ты пожаловал сюда, надеюсь, не для того, чтобы слагать касыды в честь должностей! Давай выкладывай свои новости! — Маулен бросил пугливый взгляд в сторону главного военачальника. Главный визирь повторил повелительно:- Выкладывай!
— Вернулись муллы из казахских, татарских и башкирских земель, — промямлил Маулен.
— Без тебя известно! Порадуй-ка меня свежими новостями!
Маулен почувствовал себя так, словно кто-то влепил ему увесистый подзатыльник. Его круглые глаза забегали в растерянности:
— Великий главный визирь, могу ли я, ничтожный, узнать, кто сообщил вам эти новости? Кто опередил меня?
— Эй, черношапочник, неужто ты считаешь себя единственной опорой ханского трона в твоих пыльных степях? — пренебрежительно ответил главный визирь. — До меня доходят сведения и о тебе тоже! О твоих неблаговидных поступках, позволяющих подозревать тебя в неверности, в продажности! Да и язык у тебя чересчур длинный…
Маулен покрылся холодной испариной: кто же клевещет на него, возводит напраслину?.. Ни одному человеку, кроме дяди, неведомо, что у него есть тайное поручение главного визиря — следить и докладывать…
— Великий главный визирь! Конечно, я приму с покорностью и ваш гнев, и вашу милость! Но я чист перед вами! О наших делах и уговорах я не обмолвился ни с одним живым существом! Пусть я сгину, если вру! — Маулен со страхом и подобострастием ловил взгляд главного визиря. Тот не сдержал улыбку, и Маулен затараторил опять:- Я шел к вам, чтобы доложить о проделках Алакоза, которого наш мудрый хан предусмотрительно выгнал из Хивы. Алакоз находится в сговоре с Генжемуратом! Генжемурат недавно вернулся от русских, из Оренбурга, мы-то все считали его погиб шим, даже поминки по нем справили! Этот самый Ген-жемурат только и знает что нахваливает русских.
— Об этом мне тоже известно. Расскажи поподробнее об Алакозе.
— Он вместе с Аскар-бием собирал у себя дома предводителей родов! Они совещались целый день и ночь! Зарлык-торе и Генжемурат — это правая и левая руки Алакоза!
— Ну, а ты сам?
— Я участвовал тоже; иначе как бы я узнал о том, что они задумали?
— Продолжай!
— Они отправились к Каракум-ишану, получили его согласие на то, чтобы создать самостоятельное войско. Войско «каракалпакских соколов»! Еще об одном порешили: если какой-нибудь бай не захочет отдать своего сына в «соколы», то он обязан будет обеспечить снаряжением одного воина. То есть конем, оружием… И теперь — самое плохое: есть у нас такие, что радуются всей этой затее, уж так радуются!
Главный военачальник в волнении привстал со своего места, опять сел, принялся теребить усы.
— И для каких же целей нужно им это войско?
— По их словам, чтобы защищать страну, защищать ислам и Каракум-ишана. Но я им не верю! Соберут они силы и пойдут войной на Хиву!.. Алакоз не будет сидеть сложа руки!
Главный визирь сидел неподвижно, прямо; он что-то прикидывал.
— А вдруг Алакоз действительно хочет угодить нашему хану, стать его опорой?.. — произнес он задумчиво, тихо. — Скажи-ка, а мать Алакоза… как она себя ведет в этом деле, что говорит?
— Когда совещались в их доме, она речь держала: «Богатею ханство нужно, чтобы держать в повиновении бедных. Бедняку ханство нужно, чтобы оно защищало его от баев. Хану нужно ханство, чтобы укреплять свой трон и повелевать людьми! — А потом спросила у тех, кто явился на этот совет:- Какое ханство намерены вы защищать?»
— Дурное намерение что уголь: если и не прожжет, так испачкает! — мрачно изрек главный военачальник.
Главный визирь скривился, будто от незрелого кизила, а Маулен нахохлился, как воробей, оказавшийся перед клювом ястреба.
Э-э, зачем придираться к словам? Цепляться к ним понапрасну? Эдак жить будет невозможно, а тем более — находиться у руля власти!.. — отрезал главный визирь. — Не обижайтесь на меня, на мою резкость! — слегка смягчил он тон, покосившись на главного военачальника.
— Разве я посмею! Во всей Хорезмской низменности не найдется человека, который обиделся бы на слова такого прозорливого и могущественного человека, как вы. Что касается меня, то для меня хуже нет, когда кто-нибудь выступает против меня с неприязненным словом! Оно для меня куда хуже самого острого копья! — счел все-таки необходимым поддержать свой авторитет главный военачальник.
— Не будь у человека языка, ворон давно бы выклевал ему глаза… Однако не следует пренебрегать одной истиной: беркут на мошкару не охотится.
— Чем колодец глубже, тем больше в нем воды. Вы же самый, самый глубокий кладезь разума и мудрости! Мы нижайше склоняемся перед вами и понимаем, почему вы находитесь у кормила власти, а нам доверена всего лишь сабля…