Фазыл сильно переменился с той поры, как получил в Хиве бийство за доблесть, проявленную в походе против русских. Он стал молчаливее, сдержаннее, не вступал в споры и обсуждения, сторонился остальных биев. Однако обвинить его в том, что он забыл о народе и его интересах, тоже нельзя — послал же он в каракалпакское войско молодцеватого джигита из своего рода.
Как и прежде, Фазыл раньше других собирал ханский налог, первым отвозил его в Хиву. Не отставать от него в этом старался разве только Саипназар.
Как-то они возвращались вместе из Хивы. Саипназар болтал без умолку, перескакивая, по своему обыкновению, с одного на другое. Добрался и до Алакоза, принялся клеймить его, охаивать. Фазыл рассердился и буркнул:
— Да ты, похоже, перестал быть мужчиной.
— Почему это? — вскинулся Саипназар.
— Пустомеля ты, пена наносная! Простить не можешь, что Алакоз велел на «ага-бии» слегка тебя поколотить! А над тем не задумываешься, что Ерназар Алакоз страшен нам не этим! Его за другое следует ненавидеть. Ведь он ведет народ и нас вместе с ним к погибели…
— То есть как это? — растерялся Саипназар.
— А ты сам пошевели мозгами, может, и дойдет до тебя! — поморщился, как от зубной боли, Фазыл.
Это заявление Фазыла, человека, не любящего бросать слов на ветер, заставило Саипназара задуматься и, кажется, что-то понять. И хотя оба они не пускались больше в объяснения и откровенности, но стали держаться ближе друг к другу, стали чаще вместе ездить в Хиву.
Сегодня они собирались в путь, чтобы отвезти налог за осенний урожай. Они уже тронули было коней, как показались и пронеслись мимо них разгоряченные быстрой ездой соколы.
— Ну и ну! Кожа да кости остались! Из-за бессердечного этого Алакоза! — проскрипел Саипназар. — Чего скалишься, чему радуешься?! — вдруг сорвался он на крик, завидя отставшего всадника.
— Нас ждет семидневный отдых, страдалец ты наш! — насмешливо откликнулся всадник.
— А потом, после отдыха? — равнодушно осведомился Фазыл.
— Потом уйдем далеко-далеко на учения, примерно на месяц! — бодро сообщил молодцеватый складный парень.
— У какого десятника служишь? — поинтересовался Фазыл.
— Десятник у нас самый лучший — Генжемурат! — гордо отозвался парень и поскакал догонять товарищей.
Фазыл вздрогнул, гневно стиснул кулаки: «Эх, проклятье! Жаль, дрогнула тогда у меня рука! Попасть-то я попал ему в спину, да не уложил наповал!»
— Что это ты помрачнел, брат? А, Фазыл? — полюбопытствовал Саипназар, сверля его глазами.
— Я всегда мрачнею, когда эти ликуют! Куда они направляются? Зачем? Что-то здесь не чисто! Завернем-ка к Каракум-ишану, — разволновался Фазыл.
Они увидели Каракум-ишана возле юрты с тремя незнакомыми всадниками. Судя по всему, они спорили. Фазыл и Саипназар сочли неудобным приближаться к ишану верхом и спешились.
— Вот те, кто нам сейчас нужен! — обрадовался ишан и знаком поторопил их приблизиться.
Всадники, что находились рядом с ишаном, были одеты как казахские воины, но в одном из них Саипназар, к великому своему удивлению, признал Касыма, того самого, которому по приказу Алакоза за воровство отрезали ухо.
— А ну-ка полюбуйтесь на поживу этих доблестных воинов! — призвал Фазыла и Саипназара ишан и протянул руку в направлении загона.
Там лежали связанные по рукам и ногам двое русских.
— Вах, отволочь бы этих русских Алакозу и его соколам, — прошамкал суфи в чалме, напоминающей стог сена. — Пусть бы вместо чучел из камыша метали копья в этих безбожных гяуров.
— Как вы с ними поступите, как распорядитесь их головами — нас не касается! Нам нужны деньги! Выкуп за них! — хрипло рявкнул всадник на вороном коне. — Ясное дело, пришлось намять им бока, проклятущим! Уж больно непокорные, дьяволы! И сильные! Из них отличные рабы получатся!
— Мой ишан, дозвольте — я поторгуюсь? — вежливо осведомился Фазыл.
— Ох, не наступим ли мы змее на хвост с этими русскими? — усомнился Саипназар.
Каракум-ишан и Фазыл гневно уставились на него.
— Ты, я вижу, еще не до всего дорос, Саипназар! Не сообразил, что я хочу во всем — во всем! — идти Алако-зу наперекор! Хочу повести наш народ за собой по пути, противоположному тому, что избрал Алакоз! — внушительно произнес Фазыл. — Мне ли бояться чего-то?
— Прости меня, нечаянно сорвалось с языка! — смешался Саипназар.
— Бии, послушайте меня! — потребовал внимания ишан. — В волчьей норе всегда есть кости. Помню, когда я впервые встретил этого волка Алакоза в Хиве, он заявил, что каракалпакам, мол, хорошо иметь десять тысяч сильных рабов. Будь он сейчас здесь, он отвалил бы за этих двух большой куш!