Все вместе они отправились в тугаи строить стену. Потом ее, эту стену, прозвали в народе «русской стеной»…
25
Дом Саипыазара для каракалпаков превратился в Мекку. К нему тянулись все — имущие и неимущие; каждый нес, что мог: кто нес овцу, кто козу, кто связку сушеных дынь, заготовленных на зиму. Те же, у кого в доме не было даже пиалы риса и фунта масла, бросали у порога Саипназара вязанку дров: каждому хотелось быть причастным к великой народной заботе… Враги Ерназара изнывали от зависти: «До чего же люди глупы, ну овцы, да и только!.. Не родственники, не близкие, а волокут и волокут!..»
Собрано было уже много, но народ все подходил и подходил, и не только каракалпаки. Аул узбеков-шаб-базцев, расположенный на берегу Амударьи, прислал арбу с рисом и двух коров. Туркмены из Куня-Ургенча пожертвовали сорок кувшинов льняного масла и двух коней. Казахи из северного аула пригнали двух одногорбых верблюдов и пятьдесят овец… Такое зримое проявление чистой, бескорыстной дружбы поражало, волновало, умиляло каракалпаков. Однако больше всех удивил их русский рыбак. Он появился в ауле однажды, восседая на арбе.
— Гляньте-ка, русский рыбак! — воскликнул Шонкы.
Из дома важно, неторопливо выплыли Саипназар и Мамыт.
— Вот наш вклад, — русский широким жестом показал на полную арбу. — Принимайте!
— Какой такой вклад?
— От рыбаков Арала. Море нас кормит, как и вас, поэтому можно считать, кормимся мы из одного котла с вами! — Он откашлялся. — В общем, рыбаки мы! Мы прослышали, что знатный ваш джигит впал у хана в немилость и вы средства собираете, чтобы его выкупить. Мы тоже решили внести свой вклад, вот он. Меня послали к вам мои сотоварищи. Осетры здесь да новая джутовая сеть.
— Мы у русских ничего не примем! — замахал руками Саипназар. — Прознает хан или Каракум-ишан, так они все, что мы насобирали, объявят поганым!
— Поганым!.. Я же не свинину привез, а свежую рыбу! Что нам, неизвестно, по-вашему, что мусульмане считают рыбу райским блюдом! Зачем же отказываться от райской пищи! — Рыбак недоуменно пожал плечами. — А сеть новехонькая, крепкая, для вас плели, старались.
Саипназар призадумался — джутовая сеть стоит самое малое столько же, сколько десять коров, а это ой-ей какие денежки!
Рыбак, задав своей лошади сухого клевера, выждал минуту-другую, потом с достоинством и скрытой горячностью сказал:
— И чего сомневаться-то, чего? В заботе одного человека о другом нет плохого. Это не против религии, какая бы она там ни была — мусульманская, православная!.. Это же угодно любому богу — быть добрыми, помогать ближнему!..
Если так… давай разгружай свою арбу, рыбу вон туда бросай, только сам, своими руками! — решился все-таки Саипназар. — А сеть свою положи рядом. Сам поскорее поворачивай обратно!
Рыбак сноровисто разгрузил арбу и без лишних слов отправился восвояси.
…Саипназар, Мамыт, Маулен и Шонкы потеряли покой: рыбацкая сеть приковывала к себе их жадные взоры.
— Джигиты, придется взять мне эту сеть… Догадается ишан, что это русская сеть, — несдобровать нам, ох несдобровать! — смиренно потупился, заохал Саипназар.
— Зачем же, бий, вам брать на себя этакий грех — прикасаться к дару неверных! — Маулен бочком-бочком все ближе подвигался к сети. — Вы большой человек, вы бий. Вот я, всем известно, грешный и маленький человечек. Одним грехом больше, одним меньше — для меня без разницы. Давайте уж я всех вас выручу, возьму на себя еще один грех!
Шонкы тоже не дремал, он уже ухватился за сеть и рванул ее на себя.
— Осторожно! Порвешь! Она знаешь каких денег стоит! — зло бросил ему Мамыт.
— Э-э! Когда русские что-нибудь делают, то делают прочно. Не порву!..
Однако Маулеп-желтый тоже ухватился за сеть и потянул ее на себя. Ему удалось перетянуть, и он поволок ее подальше от онемевших Саипназара и Мамыта. Шонкы тащился за ним следом, не выпуская из рук кончика сети.
— Эй ты, отцепись! — прикрикнул на него Маулен. — Отстань от меня! Теперь-то я вижу: сделать плохому человеку добро — все равно что посеять семена в пустыне! Кто первым предложил собрать деньги и отнести их хану? Я! Если бы не я, никакой сети сейчас не было бы.
— А я первый подал пример другим — пожертвовал два золотых! — ответил Шонкы. Он запыхался от напряжения и спешки.
Когда они удалились от дома Саипназара, Маулен выпустил сеть из рук, подскочил к Шонкы, ткнул его в плечо.
— Несчастный! Чем впиваться в сеть как пиявка, лучше бы головой малость поработал! Ты что, слепой, не видишь, как хитрят, плетут свои коварные сети бий? Проучить их следует, вот что!