— Где твои попутчики? Чей ты сын?
— Разве умный человек пойдет искать стену, о ко торой не должны знать враги, с ненадежным человеком? Но я пришел сюда один. А моим отцом был бедный дехканин Бекжан.
— К какому роду ты принадлежишь? — продолжал допытываться Ерназар-младший.
— У нас, сирот, не заведено интересоваться, спрашивать друг у друга, какого мы роду-племени! — насупился Каллибек.
Ответ понравился Алакозу.
— Каллибек, если я задам тебе вопрос, ответишь ли ты мне? — спросил он со значением.
В старых обычаях было испытывать молодежь мудреными вопросами, но не всех и не каждого, а лишь тех, на кого аксакалы или именитые люди возлагали свои надежды. Такое испытание считалось честью, и сироты ее никогда почти не удостаивались… Каллибек напружинился, подобрался, как птица перед полетом, однако на его желтоватом худом лице нельзя было обнаружить следов волнения.
— Скажи-ка мне, какое, по-твоему, самое плохое слово?
То, из-за которого человек способен возгордиться, зазнаться!
— Как ты думаешь, какой человек в этом мире счастливый, а какой — несчастливый? — Ерназар Алакоз испытующе взглянул на Каллибека.
На этот раз Каллибек подумал, прежде чем ответить.
— На этот вопрос дать один-единственный ответ нелегко, Ерназар-ага. Потому что каждый понимает счастье и несчастье по-своему. Для некоторых счастье — это всего-навсего достаток в доме. По-моему, счастливый тот, кто знает жизнь и людей. Если же подразумевать, что такое счастье или там несчастье в семье, то в народе говорят так: когда муж плохой — семья несчастлива наполовину, когда жена плохая — семья несчастлива полностью.
Алакоза поразила взрослость, почти неправдоподобная для подростка. Мальчик рассуждал, как умудренный жизнью человек. Ерназар-младший был удивлен не меньше; он полюбопытствовал:
— Эй, откуда тебе все это известно?
— Сирота кормится у разных людей, не в одном доме! Не стану лгать: в каких только аулах и семьях я не перебывал в поисках хлеба! Для меня все люди одинаковы — и те, кто сунул мне в руку кусочек лепешки, и те, кто ничего не дал… А вот в сундук моей души каждый что-то да вложил, а я сохранил!
Ерназар частенько мечтал о том, как он возьмет с собой в Оренбург Тенела и Бердаха, оставит их там учиться, постигать русскую науку. Сейчас он подумал: «Хорошо бы вместе с Тенелом и Бердахом прихватить и Каллибека!»
— Если я отправлю тебя в другую страну, как ты на это посмотришь?
— Для меня это будет самым большим счастьем! Увидеть мир, узнать, как живут разные люди! Что составляет их радость, что — печаль!..
Тезка, а у тебя не пропало желание совершить путешествие в русское царство? — осведомился Алакоз у Ерназара-младшего.
— Я человек слова! Я не меняю своих намерений! — солидно изрек Ерназар-младший.
Ближе к полуночи к «русской стене» прискакали на взмыленных лошадях Мадреим и Мухамедкарим. Ерназар-младший всполошился:
— Разве вы были не втроем?
— Векторе схватили! — с горечью сообщил Мадреим.
— Не может быть! — вырвалось у Ерназара-младшего, он побледнел. — Где схватили?
— Его поймали у самой стены, можно сказать — за ноги с нее сдернули! — всхлипнул Мадреим.
— Он не выдержит пыток! Он приведет сюда ханских нукеров! — Ерназар-младший был в панике.
— У нас есть выход — сняться отсюда! — попытался успокоить всех Алакоз. — Но почему задерживаются Михайлов и Генжемурат?
— Они должны оставить ложные следы в Туямую-не, а Зарлык с джигитами — в Ходжейли!
Казалось, воздух наполнился ожиданием несчастья. Каллибек и Тенел, уединившись в уголочке, о чем-то шептались.
— Каллибек, ты хорошо знал Векторе. Какой он парень? — спросил Алакоз.
— Умный, спокойный, — тотчас же откликнулся Каллибек.
Умеет хранить тайны?
— Еще как! И потом — он терпеливый. Иногда кто-нибудь из сирот жаловался ему, как бессердечны сытые люди. А он говорил: «Сытый голодного не разумеет! А ты терпи, как твой народ терпит голод и лишения».
— Молодец Векторе!.. — улыбнулся Алакоз мальчикам. — Конечно, пока все не соберутся, нам с вами, джигиты, придется подрожать да потрястись слегка, на то нынче и холода! — смягчил он свои слова шуткой. — Может, чтоб отвлечься, поговорим, помечтаем, а? Вот ты, Мадреим, чего бы ты хотел?
— Мира! Покоя! Если так оно и выйдет, я создам снова семью.
— А есть ли у тебя кто на примете? — поинтересовался Алакоз.
Мадреим встрепенулся, лицо его просияло, озарилось внутренним светом.