– Садись, – киваю ей на пол, между ног. Перед этим кидаю подушку, чтобы она не простудилась. Отказать не решилась. Не так начинают дружбу. – Тебя ведь Соня зовут?
Начинаю бессмысленный диалог. Пока малышка садится на подушку, поджимает к себе коленки и подаёт расчёску.
Она чудаковатая. Ведёт себя так открыто перед незнакомым человеком.
– Да, а ты - Майя, я знаю. Я запомнила, – кивает, пока вожу по шелковистым густым волосам расчёской. – Я очень удивилась, когда папа привёз тебя. Мы будем дружить?
– Конечно, – отвечаю дружелюбно, даже не притворяясь. Она такая… Простая. Лёгкая. И словно воздушная. – А Артур - твой родной отец?
Понимаю, что моё любопытство никуда не денется, поэтому решаю спросить сразу.
– Нет, – не знаю, почему, но эти слова приносят облегчение. Такое чудовище, как он, не может родить такой искренний лучик света, как Соня. – Артурчик приказывает называть его по имени, но мне привычнее «папа». У меня его никогда не было. Хочу, чтобы им был братик Артур. Но тот… Вечно пропадает! Приезжает редко, проводит со мной неделю, а потом уезжает. А последние три месяца его вообще не видать! И с тобой приходит! Жениться будет! Я тебе сто процентов говорю!
От её слов на душе становится грустно. От той мысли, что у Сони нет родителей.
А от второй… Ужасной фразы. Про женитьбу.
Об этом я не подумала. Что если он, как и другие, захочет наследство Климова? И тогда… Я стану вечной его заложницей? Женой. С ребёнком.
Но в безопасности. А с ней ли?
От этого человека не знаешь, что и ожидать.
Он и есть сама опасность.
– А где твои родители? – я не хочу этого спрашивать. Но слова вылетают неосознанно.
– Не знаю, – бубнит девочка, но ни капли не расстраивается при моём вопросе. – Мне не важно. Бросили, наверное. Назар сказал, что меня в лесу нашли. Но я, если честно, уже и не помню. Только тёплые руки Артура.
– И когда это было?..
Мне жутко хочется обнять её. Слёзы на глаза наворачиваются.
Я всё это представляю.
Маленькую девочку, одну, в лесу. А если ещё…
– Четыре года назад, в январе! – зимой. Это дело было зимой. Продрогшая, синеющая. Какой кошмар… Знала бы, кто её родители, даже я не вытерпела бы. Хорошенько вмазала им по лицу. Если это сделали они.
Слёзы катятся по щекам. Шмыгаю носом и пытаюсь не выдать подступающей к горлу истерики. Потому что… Я представила на её месте своего малыша. Я и врагу такого не пожелаю. Это ведь ребёнок.
А ей-то было… Года три-четыре…
Совсем ещё малышка.
– Эй, рёва-корова, ты мне косички плести будешь?
Энергично качаю головой и улыбаюсь. Приступаю к косичкам и пытаюсь забыть тот ужас, всплывший у меня в голове.
***
Как только мы заканчиваем с причёской под болтовню, Соня убегает на кухню. Приносит мне немного фруктов, потому что когда я захотела есть, наступил вечер.
А Артур ясно дал понять - не выходить мне из комнаты в этот вечер.
И хоть по рассказам Сони этот человек очень добрый, то по моему личному опыту… Он раскатает меня в лоскуты.
Нет, я не хочу так рисковать, несмотря на то, что теперь под сердцем у меня растёт его ребёнок.
И вот сейчас жую банан, глажу себя по животу и много думаю. Об этом чудовище, что живёт в комнате напротив. О моём малыше. Девочка там или мальчик… Я не знаю. Но я очень хочу девочку. Как Соня.
Та… Классная. И я не верю, что она получила такой заряд позитива и воспитания в этом месте. Она никогда не перебивает, слушает до конца. Часто добавляет слова «пожалуйста», «спасибо». Хотя и видно – самая настоящая оторва. Хотя такой я её не представляю.
Однажды я думала, что в доме набитом головорезами, такого не существует. – несогласованное предложение, непонятно, что имеется в виду. Но эта девочка – исключение.
Она помогла мне, принесла еду, а потом ушла себе в комнату. Сказала, что скоро придёт Анна, женщина, что за ней присматривает и которая принесла мне одежду. Будет ругаться, если не увидит её в постели.
И я, пожелав ей спокойной ночи, сама ложусь в кровать, смотря на ночное небо. Если затихнуть и прислушаться – в доме ничего не слышно. Ни шагов, ни голосов. До этого кто-то ходил. И Артур тоже. Его шаги я услышу, где угодно.
А сейчас - мёртвая тишина.
И это пугает ещё больше.
И живот ещё тянет. Болит где-то, но не режет. А это уже нехорошо.
Сворачиваюсь калачиком и пытаюсь уснуть. Во сне боли не чувствуешь.
Но поворочавшись пятнадцать минут, понимаю, что так не могу.
Встаю с кровати, иду к Артуру в надежде, что он всё ещё в комнате. Не хочу этого делать, но я боюсь. Что с ребёнком может что-то случиться.
Но Алиева в комнате не находится. Заперта. Дверь Сони тоже.