Хотя девушка сочувствовала горю отца перед лицом обрушившегося на них всех бедствия, она всей душой желала бы, чтобы этот некогда гордый рыцарь распрямил сейчас плечи и продемонстрировал хотя бы часть той уверенности в своих силах, которая ощущалась в каждом движении его престарелой матери.
— Мы должны молиться еще горячее, — прошептала Беатрис, когда трио удалилось из зала сквозь дверной проем, за которым скрывалась узкая крутая лестница. Но у Линни имелось по этому поводу иное мнение. Она высвободила свои пальцы из руки Беатрис. — Я хочу все увидеть собственными глазами. И, минуя стоявших рядом пожилую жену сенешаля и ее инвалида-сына, двинулась прочь из зала, явно направляясь во внутренний дворик.
— Подожди! — воскликнула Беатрис. — Подожди меня! Но стоило Беатрис двинуться вслед за сестрой, как ее засыпали вопросами испуганные жители Мейденстона. — Что же теперь с нами будет, миледи? — Лорд Эдгар нас спасет?
Пришлось ей отвечать на их многочисленные вопросы и по мере возможности успокаивать. Линии никто подобных вопросов не задавал. И это облегчило ее уход, ей стало грустно. К тому же она ощутила столь привычное для нее чувство одиночества. Никто не пытался узнать ее мнения, выслушать ее ответ. Все внимание людей было сосредоточено на Беатрис, у которой для каждого находилось доброе, ободряющее слово. Беатрис была чиста, словно родниковая вода, она же, Линни, считалась чуть ли не зачумленной. На нее смотрели как на исчадие ада, в то время как сестру ее почитали существом благословенным. Хотя Липни уже свыклась с положением отверженной в своей семье, временами — вот как сейчас, к примеру, — у нее в душе неожиданно поселялась обида.
Беатрис, однако же, к ее бедам не была причастна, нельзя же в самом деле винить сестру за то, что та первой появилась на свет! Так уж распорядился господь, а с его волей надлежало смириться. Более того. Линии приходилось всячески подавлять греховные помыслы, время от времени одолевавшие ее. Справиться с ними порой бывало нетрудно. К примеру, когда ей хотелось бежать, она заставляла себя степенно шествовать, когда хотелось играть на лютне или просто предаваться сладким грезам в саду, она принуждала себя вернуться к скучной домашней работе.
Но случалось, ее греховная природа одерживала верх. Вот и сейчас, она ведь отлично знала, что ей положено оставаться в зале, помогать по возможности укрывшимся за стенами замка селянам, однако же никакие блага в мире не способны были удержать ее от попытки подняться на стены.
Одарив Беатрис улыбкой, в которой было и сожаление, Линни отворила массивную дубовую дверь и выбралась наружу во дворик.
Дыма в небе стало еще больше. Мрачное черное его облако, повинуясь движению ветра, то завивалось спирально, то на короткое время успокаивайтесь, недвижно повисая над головами людей, как изготовившийся к прыжку зверь, ожидающий удачного момента. Паника, завладевшая людьми, достигла, казалось, пика, поразив как миролюбивых крестьян, так и испытанных воинов из замковой стражи. Этому немало способствовало мрачное состояние духа ее отца — в этом Линни не сомневалась. Впрочем, когда она поднялась по лестнице на восточную стену и прошла немного в сторону северной башни, ей стало ясно, отчего предались отчаянию жители и солдаты Мейденстона, а в особенности — ее отец.
На открытом пространстве между нешироким, окружавшим замок рвом и первыми строениями деревушки скопилось множество воинов неприятельской армии. У повозок, на которых обыкновенно в походе перевозили провиант и разное воинское снаряжение, был поднят полотняный верх. В этот как раз момент солдаты разгружали самую большую повозку и устанавливали высокий белый шатер, украшенный по углам четырьмя разноцветными стягами, полоскавшимися на ветру на высоких копейных древках.
Это был шатер командира вражеского войска, того самого пресловутого де ла Мансе. Что и говорить, он расположился со всеми удобствами — в то время как солдаты его жгли дома находившейся у него за спиной деревеньки!
Несчастные вилланы, которым так и не удалось пробиться в замок, стояли неподалеку молчаливой толпой и хмуро смотрели, как обращалось в прах все нажитое годами их непосильного труда. Охраняли крестьян два конных рыцаря и несколько хорошо вооруженных пехотинцев, хотя пленники, судя по всему, не предпринимали никаких попыток к бегству. Да и можно ли было осуждать их за это? Куда, спрашивается, им было бежать? И на какие средства жить, увенчайся такая попытка успехом?
«Но где же Мейнард?» — подумала девушка. Она перегнулась через край каменной стены меж двумя ее зубцами и стала внимательно вглядываться в то, что происходило во вражеском стане. Может, отец ошибся и пленение старшего брата не более чем слухи?
Но вот взгляд Линни остановился на маленькой убогой повозке, и сердце ее замерло. Там лежал беспомощно распластавшийся на спине мужчина.
«А может быть, это вовсе не Мейнард?» — в слабой надежде спрашивала себя Линни, хотя ее колотившееся сердце утверждало обратное. Лежавший был закутан в синий плащде Валькуров, но это могло ничего и не значить.
Вот человек шевельнулся, повернул голову, и Линни — даже сквозь расползавшийся вокруг густой дым — заметила цвет его волос. Они блестели, словно золотая россыпь, и походили на волосы матери — да и на ее, Линни, косы тоже.
Сердце остановилось у нее в груди. Стало быть, это все-таки Мейнард! Господь свидетель, это был он — и никто другой!
— Тебе не место здесь!
В ответ на грубое замечание сэра Хью Линни даже не повернулась в его сторону, а лишь воскликнула:
— Он еще жив! — И, переведя дух, добавила: — Неужели они хотят, чтобы он умер на наших глазах? Неужели не позволят нам перебинтовать его раны?
Сэр Хью подошел к ней поближе и тоже стал всматриваться в расположение неприятельских войск.
— Условие его освобождения — сдача замка. Как только мы опустим подъемный мост и откроем ворота, нам предоставят возможность позаботиться о молодом лорде.
Линни с трудом проглотила комок в горле и подняла глаза на сэра Хью. — А мы сдадим замок?
Ответ, однако, она получила из других уст. На стену вбежал паж и остановился, запыхавшись, перед капитаном.
— Миледи велела, — он замолчал, чтобы перевести дух, после чего поправился: — Я хотел сказать, лорд Эдгар велел вывесить белый флаг.
Расширившимися от удивления и ужаса глазами. Линни наблюдала за тем, как сэр Хью повернулся к двум солдатам замковой стражи и махнул им рукой. Те послушно стали вывешивать на стену свернутую в рулон белую полотняную материю. Даже не видя, как, раскручиваясь, рулон падает вниз по стене, Линни отлично себе это представила. Словно разматывали траурные пелены с покойника, и глазам во всем безобразии представал труп. Только в данном случае трупом виделась Линни вся ее предыдущая жизнь. Существованию семейства де Валькур в замке Мейденстон был положен конец, оставалось лишь справить тризну по ней.
Как только на стене появилось белое полотнище, со стороны неприятельского лагеря послышались громкие возгласы. Крики ликования и ужаса слились воедино. Кричали, а вернее — плакали и стонали от печали, но и от облегчения тоже, захваченные в плен несчастные крестьяне. Захватчики тоже кричали, но это были вопли торжества и радости. От палатки, украшенной штандартами, отделился всадник и, горяча коня, поскакал ко рву, ловко объезжая ряды торжествующих солдат. Над ним развевалось алое полотнище с изображенными на нем черными медведями. На фоне сгустившихся дымных сумерек штандарт де ла Мансе полыхал, словно огромный алый цветок, а его тяжелые бархатные и складки победно трепетали на ветру.
Всадник подскакал к стене и принялся разъезжать туда-сюда перед воротами в ожидании, когда опустится подъемный мост. В эту минуту Линии до такой степени была во власти страха и гнева, что принялась возносить молитвы) призывая все возможные кары на голову ничего не подозревавшего молодого человека. «Хоть бы ты свалился со своей 6 лошади прямо в ров — и утонул там. Чтоб ты утоп, гадкий хлыщ!» — мысленно пожелала она юноше.