Экстон свернул свиток, разгладил его по краям и снова положил на стол. Потом он сошел с помоста, на котором стояло его кресло, и ступил на каменные плиты пола. Казалось, ему удалось отчасти овладеть собой, но его лицо — подобие высеченной из камня маски — еще больше пугало Линни, нежели вспышки ярости, посещавшие ранее милорда.
Неторопливыми, размеренными шагами он приблизился к ней, а потом — столь же неторопливо — обошел вокруг словно бы хотел рассмотреть Линии со всех сторон, чтобы определить, как она отнеслась к его словам.
— В послании Генриха есть еще кое-что важное, — шепнул он ей в левое ухо. Когда она повернулась к нему, чтобы встретиться с ним взглядом, он еще оказался за ее спиной. Вокруг нее словно бы ходил большой грациозный хищник, намеревавшийся поиграть с жертвой, прежде чем нанести ей смертельный удар.
Линии решила ни в коем случае не поддаваться на эту уловку и в роли жертвы не выступать. Поскольку он стоял у нее за спиной, она устремила глаза на висевший перед ней на стене штандарт с гербом де ла Мансе.
— Герцог решил рассказать тебе кое-что о нашей семье, так?
Экстон коснулся кончиками пальцев прядки ее неприбранных волос.
— О твоей семье, — негромко произнес он. — Да, о твоей а уж я-то полагал, что знаю о ней все. И тешил себя надеждой, что она мне не будет больше доставлять неприятностей. Хотя бы потому, что я проявил к ее членам куда больше милосердия, нежели кто-нибудь из них — по отношению ко мне и к моему семейству. — На этот раз он возвысил голос, и в нем снова послышались нотки с трудом сдерживаемого гнева.
Руки Экстона тяжестью легли на плечи Линни и повернули ее так, что она оказалась с ним лицом к лицу.
— Расскажи мне о своей семье, — зловеще растягивая слова, произнес он. — В особенности же о своей сестре?
Ну вот. Он сказал — «расскажи мне о сестре». Она и догадалась, что он узнал правду. Во всей ее неприглядности. Но от этого роковые его слова не потеряли и грана убийственной силы.
— Что же мне сказать о сестре? — зачем-то спросила шепотом она, в то время, как мысли ее отчаянно метались исках иных, единственно верных слов, которые смогли бы объяснить Экстону подлинную причину ее предательства.
— Ну, поведай хотя бы о том, что ее зовут Беатрис она старшая из сестер-двойняшек. Если не ошибаюсь, ее собираются просватать за Юстаса де Монфора, одного из ближайших сподвижников герцога Генри. Юстас, естественно, заявил о своих претензиях на замок Мейдестон, ведь он собирается жениться на истинной наследнице Эдгара де Валькура.
Глаза Экстона казались твердыми, как кусочки полированного серого гранита. Правда, в отличие от этого камня, которому от века полагалось хранить незамутненный покой, его взгляд полыхал мрачным огнем. И еще в нем таилась боль, но настолько глубоко запрятанная, что Липни ее не заметила.
Зато увидеть душевную боль в ее взгляде не представляло никакого труда. Но Экстону на ее боль было наплевать. Его сердце скорбело по дому, по матери и брату, по наследным родовым землям. Экстону хотелось выть при мысли о том, что его предала женщина, к которой он — впервые в жизни — испытывают чувство глубокой приязни. Неужели она, Линни, могла строить иллюзии, что ей с помощью нескольких слов удастся восстановить здание, рухнувшее благодаря ее собственным усилиям?
— Но может быть… герцог Генри отдаст предпочтение твоим требованиям?
— Не могу поверить, что герцог всей душой редеет за справедливость. Ему нравится стравливать собственных вассалов — это, так сказать, одно из его любимых развлечений ?
он подтянул ее к себе поближе, продолжая гипнотизировать остановившимся взглядом готового к прыжку хищника. ? Как твое имя?
Сердце Линни испуганно трепыхнулось и замерло.
— Я… Меня зовут Линни.
? Точная копия Беатрис. Младшая из двух сестер.
Она согласно кивнула.
? Какое удивительное взаимопонимание, должно быть, существовало между вами, коль скоро ты ради нее согласилась принести себя в жертву врагу…
— Это не было жертвой! — воскликнула Линни. Она вцепилась пальцами в шерстяную тунику у него на груди, будто пытаясь, в свою очередь, подтянуть его к себе поближе. — Я не раскаялась в своем выборе!
? Ты ради нее предавалась блуду! — Экстон резко оттолкнул ее от себя, словно одно прикосновение к ней пятнало его честь и достоинство. — Ты предавалась блуду ради нее — и ради всех остальных своих мерзких родственников!
Его красивое лицо исказилось от ярости, а слова, вырывавшиеся из уст, раскатами грома рокотали под сводами большого зала.
— Одного не могу понять — как презренные де Валькуры согласились принять такую жертву. И ты выразила желание им потакать… — Он замолчал: от волнения у него перехватило горло. Все его большое тело содрогалось от нервной дрожи, ноздри прямого носа трепетали и раздувались, а руки сами собой сжимались в кулаки.
Он отступил от нее на шаг, чтобы не допустить открытых проявлений клокотавшей у него в душе ненависти.
— Ты вышла за меня замуж под чужим именем — в надежде лишить меня того, что принадлежало мне по праву рождения. Сознайся хотя бы в этом… хм… Линии.
Линни. Наконец-то он произнес ее имя. Но оно прозвучало далеко не так, как она об этом мечтала. Произошло нечто противоположное ее затаенным помыслам. Это напоминало эпизод из ночного кошмара, но только она не могла пробудиться и положить кошмару конец. Ненависть и презрение, которые прозвучали в его голосе, были настоящими. И осуждение в его глазах тоже было подлинным. Действительность открылась перед Линни во всей своей неприглядности.
— Я… — Она помолчала и с усилием продолжила: — Я боялась за сестру. За Беатрис, — произнесла она шепотом. — Я люблю ее и готова ради нее на все…
— Даже на блудодеяние, — прервал Экстон ее страстную исповедь.
Когда же Линни отчаянно замотала головой, не желая принимать на свой счет эти ужасные слова, он в ответ разразился неприятным утробным смешком.
— Подобного доказательства преданности даже злодей, как я, не стал бы требовать от своей сестры. Если бы у меня, разумеется, была сестра.
— Но я люблю ее! — выкрикнула Линни, поскольку н могла придумать иного объяснения, которое, по ее мнению было бы Экстону понятно.
И снова он в ответ разразился хохотом, и его неприятный смех эхом отразился от каменных стен зала.
— Твоя любовь ничего тебе не принесла, кроме осуждения и презрения окружающих. Твои замыслы, Линии, с позором рухнули. Все возможные выгоды для тебя потеряны оттого, что в основе твоих поступков лежала ложь. Мы с тобой не женаты — по крайней мере, в глазах церкви. Но твоя сестрица…
Он замолчал, но Линни отлично поняла, какой смысл вкладывал в свои слова Экстон. Она отвернулась от него, но голос Экстона достигал даже отдаленных углов зала, и укрыться от него было невозможно.
— Твоя бабка проявила себя весьма ловкой интриганкой. Она не стала выступать против Генриха, а наоборот, наметила своей внучке в мужья Юстаса де Монфора — правую руку герцога. Генрих, однако, еще не дал согласия на этот брак. Поэтому все они собираются приехать сюда, в Мейденстон, чтобы выслушать мои доводы и рассудить все по справедливости.
Он наступал на нее, а она — шаг за шагом — от него отступала.
— Я брошу де Монфору вызов, чтобы не допустить этого брака. Я был женат на лже-Беатрис, но, будь уверена, я это исправлю. И заполучу Беатрис подлинную, хотя мне придется для этого преодолеть сильное противодействие герцога. Я знаю Генриха и его умение раздувать вражду среди своих приближенных. Но и он меня знает и понимает, что я от своего не отступлюсь.
Она молчала, вздрагивая от его слов, как от пощечин!
— Прежде я спал с тобой, поскольку принимал тебя за Беатрис. Скоро, однако, я буду спать с твоей сестрой. Ты потерпела поражение, Линни. Ты проиграла!