Поддерживая рыдающую сестру за плечи, Линии отвела ее в укромный закуток. Там она обняла Беатрис, прижала к себе таким образом дрожащую от страха сестру.
— Тс-с! Тише, сестричка, нас могут услышать. — Она прижимала сотрясавшуюся от рыданий Беатрис к своей груди, вспоминая, как не в столь уж и давние времена сестра подобным же образом утешала ее.
— Дорогая моя сестра, все это время я без конца за тебя молилась, ? прошептала Беатрис, уткнувшись носом Линни в шею, — да все, наверное, зря.
— Ну почему же? — возразила Линии. — Совсем не зря. Ты за меня молилась, и, как видишь, я жива-здорова. Мне не причинили зла. И у тебя тоже все будет хорошо. Экстона ни в коем случае нельзя назвать жестоким человеком. Он…
— Завтра он умрет, поэтому жесток он или нет — значения не имеет, — вмешалась в разговор бабка. Несмотря на то, что голос ее звучал грозно, сама она выглядела маленькой и измученной. Тяжело опершись на клюку, она вдруг закашлялась, мучительно содрогаясь при этом всем своим легоньким телом.
Линии с яростью напустилась на старуху:
— Не все ли тебе равно, кто женится на Беатрис — Экстон или сэр Юстас? И тот, и другой — люди герцога Генри!
— Ты что, уже забыла о своем брате? — нанесла ответный удар леди Хэрриет. — Неужели в твоем сердце нет ни капли благодарности к нему? Ведь он отдал жизнь, защищая тебя и всех нас.
«Меньше всего при этом он думал обо мне», — хотелось сказать Линии. Однако решила все же оставить слова старухи без ответа и заговорила с сестрой:
— Чтобы ни случилось завтра, Беатрис, страдать тебе не придется. Сэра Юстаса я, правда, не знаю, зато я хорошо знаю Экстона.
Беатрис чуть подалась назад, чтобы иметь возможность всмотреться сестре в глаза. Хотя в закутке было темно, они с Беатрис отлично умели распознавать, что у каждой из них на сердце, по известным только им признакам.
— Только не пытайся его защищать перед сестрой, — злорадно произнесла старуха. — Она уже успела на себе ощутить, каков Экстон на деле. — Леди Хэрриет подошла поближе и вцепилась своей костлявой рукой в плечо Беатрис. — Расскажи ей, что он с тобой проделывал не более четверти часа назад. Как он силой добивался твоего расположения. Расскажи ей! — Старуха вся тряслась от возбуждения. — Разве ты не видишь, что они с Экстоном задумали погубить Юстаса и лишить тебя тем самым единственной надежды на счастье?!
— Экстон будет ей неплохим мужем, — возразила Линии, окидывая бабку хмурым взглядом. — Ты не знаешь его так, как я!
Старуха неприязненно скривила лицо.
— Тебе он известен только с одной стороны — с плотской, телесной. А именно от этого я желаю избавить твою сестру!
В сердце Линии отчаянно боролись между собой противоречивые чувства — преданность сестре и чувство долга перед нею — с эгоистическим желанием защитить свои интересы. Ей не хотелось делить Экстона с кем бы то ни было, даже с Беатрис. Экстона Линни желала сохранить для себя одной.
Она засмеялась, хотя ее смех больше походил на рыдания. Даже если ей удалось бы его отстоять, избавившись от всех женщин в мире, он все равно не согласится быть с ней, ведь теперь он ее ненавидит. Она ничего не могла с этим поделать. Как и не могла помочь Экстону вернуть себе родовой замок, за который он сражался столько лет и который теперь — по ее милости — у него могли отобрать. Линни ничем не могла помочь любимому человеку! Она прижалась к влажной от слез щеке Беатрис и в прямом смысле кожей ощутила страх сестры.
? Я всю ночь, не смыкая глаз, буду молиться за победу сэра Юстаса. Я не сойду с колен, чтобы вымолить у господа бога эту милость, — произнесла Беатрис с неведомой прежде Линни силой в голосе. Но, внезапно заметив, как болезненно исказилось при этом лицо сестры, Беатрис оставила всякие мысли о мести Экстону. — Я не хочу, чтобы господь испепелил лорда Мейденстона или обрек его на смерть… Просто я не желаю выходить за него замуж, вот и все… Не могу, понимаешь?
Беатрис снова принялась рыдать, но на этот раз Линии не находила слов, чтобы ее утешить. Как только могло случиться такое? Она, Линни, полюбила человека, которого не в силах заполучить. Ее же сестра, любимая ею Беатрис, этого человека отвергала, а ведь именно он был предназначен судьбой ей в мужья!
— Если ты любишь свою сестру, то должна сделать все, что в твоих силах, чтобы этот человек завтра умер. Используй все свои знания. Напои его настоем, который сделает его слабым, как мокрица. Если тебе по нутру иной способ вытянуть из мужчины энергию и силы — воспользуйся им! — зловещим шепотом прошелестела леди Хэрриет. — Но только не вздумай нас предать — теперь, когда до цели рукой подать!
Старуха вытянула руку и коснулась крючковатыми пальцами лица внучки. Линни в страхе отпрянула, но леди Хэрриет обнажила в улыбке желтоватые корешки зубов и лишь легонько потрепала ее по щеке.
— До сих пор, дорогая, у тебя все получалось просто отлично. Если ты не оставила мысль заручиться благодарностью всего своего семейства, то не подведешь и сейчас.
Линни хотела вздохнуть, но не смогла — от избытка противоречивых чувств у нее перехватило горло. Любовь и ненависть, чувство долга и эгоизм столь причудливо переплелись в ее душе, что разом лишили ее возможности дышать, двигаться и говорить. Она смотрела на сестру, которую сжимала в своих костлявых руках леди Хэрриет, но не могла выдавить из себя ни единого слова. Сердце ее колотилось в сумасшедшем ритме — казалось, весь ее мир рушился и распадался вокруг нее. Будущее казалось сумрачным и ничего, кроме горя, не сулило. В отчаянии Линий захотелось убежать, исчезнуть, сделаться невидимой. Но ни побег, ни исчезновение не избавили бы ее от страданий. К тому же убежать уже было невозможно: в темноте возник силуэт мужчины, который перегораживал ей все пути к отступлению. Линни почти не сомневалась, что в тени скрывался Питер, а когда он вышел на свет, в этом убедились и Беатрис, и леди Хэрриет.
— Вы собрались здесь затем, чтобы снова строить козни против моих родственников? Или для того, чтобы праздновать победу? Хочу заметить в таком случае, что время торжества еще не наступило! — Сжав кулаки, он неспешными шагами шел им навстречу. На его лице застыло холодное, непроницаемое выражение.
Беатрис и леди Хэрриет попятились. В этот момент Питер был настолько похож на своего старшего брата, что даже Линни взяла оторопь. Между тем Питер подошел к ним совсем близко, посмотрел на Линни и осведомился:
— Кто ты, женщина? Храбрая, но глупая Линни или ее трусливая сестрица Беатрис?
— Я…я — Линии.
Питер смерил ее взором, а потом перевел взгляд на Беатрис. При этом его глаза подозрительно сощурились.
— Докажи. Я слышал, что у старшей сестры — кожа чистая, а у младшей на ноге родимое пятно — печать дьявола.
— Никакая это не печать дьявола! — выкрикнула Беатрис из-за спины Линни.
— Стало быть, Линни — ты? — спросил Питер.
— Нет, я — та, которую ты ищешь, — сказала Линни. Заметив, что он все же хочет приблизиться к Беатрис, она положила ему руку на плечо.
— Линни — это я. Понятно? — Она задрала юбку и указала на красную отметину на коже. — Как видишь, родимое пятно у меня.
Питер снова смерил взглядом сначала ее, а потом Беатрис. Когда его глаза опять встретились с ее глазами, прежнюю воинственность сменило в них явное смущение. Некоторое время Питер пристально разглядывал Линни, словно бы ища дополнительный признак, который окончательно убедил бы его в том, что перед ним и в самом деле младшая сестра. Едва заметное отличие в форме губ, в разрезе глаз, в изгибе бровей — любое, хотя бы самое ничтожное несоответствие. Так ничего и не обнаружив, Питер сурово сдвинул брови.
— В таком случае пойдем со мной.
«К кому же он хочет меня отвести? Неужели к Генри?» От этой мысли Линии едва не сделалось дурно.
Сжав ее руку чуть повыше локтя сильными, будто железными, пальцами, Питер повлек ее за собой по направлению к большому залу. В этот момент совершенно неожиданно для всех Беатрис вырвалась из объятий леди Хэрриет и бросилась за сестрой.