Сбитая с толку, ошеломленная, она подняла глаза. Кларисса слышала плач Фрэнсиса, но видела только сидевшего напротив дядю. Сложив руки на груди, он с тонкой усмешкой разглядывал племянницу.
Кларисса кое-как поднялась и уселась рядом с забившимся в угол Фрэнсисом.
— Ты за это заплатишь, — прошипела она, глядя на Люка.
Тот подался вперед и спокойно, даже лениво, отвесил ей пощечину.
— Сомневаюсь, Кларисса. Очень сомневаюсь. Ты и твой братец — мои подопечные. И я вправе делать с вами все, что пожелаю. Могу обвинить тебя в похищении своего питомца, и тогда судья отправит тебя трепать коноплю в тюрьме Брайдуэлл. Впрочем... — Он улыбнулся. — У меня относительно тебя другие планы. Я упеку тебя куда-нибудь поближе.
Кларисса похолодела, хотя лицо горело огнем. Из уголка рта, рассеченного перстнем Люка, текла кровь. Голова тупо ныла.
Фрэнсис все еще тихо плакал. Она прижала его к себе и стала гладить. Брат не должен знать, что она боится, хотя злорадное лицо Люка вызывало в ней ужас.
Она взглянула в сторону двери, прикидывая, нельзя ли открыть ее и выпрыгнуть на ходу, с Фрэнсисом на руках. Нет, нельзя. Скорее всего они попадут прямо под колеса другого экипажа и разом решат все проблемы Люка.
Кларисса откинулась на спинку сиденья и, продолжая гладить брата по голове, закрыла глаза — ведь все равно пока что ничего нельзя изменить.
Экипаж остановился.
Люк снова подался вперед, и Фрэнсис вскрикнул. В руке дяди блеснул нож. Он вырвал Фрэнсиса из объятий сестры, зажал горло сгибом локтя и уколол ножом за ухом.
— Спускайся вниз, Кларисса, и не двигайся.
Он мог бы и не угрожать. Достаточно и того, что Фрэнсис смолк и потрясенно смотрел на сестру совершенно сухими глазами. Она ответила ободряющей — так ей казалось — улыбкой и спустилась вниз. Экипаж стоял у дома Люка на Ладгейт-стрит.
Люк тоже спустился, держа одной рукой Фрэнсиса, а второй по-прежнему угрожая ему ножом.
— Подойди к двери и постучи, — приказал он.
Кларисса повиновалась, хотя внутренний голос кричал: едва они войдут в дом и за ними закроется дверь — все пропало.
Но что можно сделать, если Люк угрожает мальчику ножом?
Дверь открылась, и девушка с чувством обреченности ступила в узкий, пропахший плесенью холл.
Люк и Фрэнсис вошли вслед за ней, и дверь захлопнулась.
Свет в холл проникал через единственное окно-фрамугу над дверью. Кларисса огляделась, стараясь запомнить окружающую обстановку.
— Наверх! — приказал Люк, мотнув головой в сторону узкой лестницы.
Кларисса стала подниматься. Преодолев два лестничных пролета, она оказалась перед дверью, ведущей на чердак. Люк велел открыть. Она увидела нечто вроде спальни: постель, сломанный комод и грязный горшок под кроватью... К тому же здесь было холоднее, чем в погребе. Через щели в оконном переплете задувал ледяной ветер.
Люк швырнул Фрэнсиса на кровать и шагнул к двери.
— Останетесь здесь, пока я не договорюсь, куда вас поместить, — ухмыльнулся он. — Моя назойливая племянница, я подыскал для тебя хорошенькое местечко, но мне потребуется несколько часов, чтобы определить тебя туда. А пока устраивайся поудобнее.
Он вышел. В скважине проскрежетал ключ. Глаза у Фрэнсиса по-прежнему были сухие, хотя за ухом алела капля крови.
— Что он сделает?
Кларисса вымучила улыбку.
— Подождем и увидим, дорогой.
Она подошла к крохотному оконцу, выходившему на убогий переулок. Ни водосточной трубы, ни опор для ног и рук. Выхода отсюда нет.
Она привлекла брата к себе и укачивала, пока он не заснул усталым сном.
Откуда-то выплыла мысль: что подумает Джаспер, когда обнаружит ее исчезновение? Он никогда не найдет ее, а скорее всего даже не станет искать. Вот если бы она во всем призналась...
Глава 22
Адвокат Дэнфорт завтракал, когда слуга принес ему письмо.
— Это пришло вечерней почтой из Лондона, сэр. Три пенса за доставку.
Он положил письмо на стол.
— Может, принести еще одну копченую селедку, сэр? Кухарка говорит, у нее есть еще две, если вам захочется.
— Удивительно вкусная селедка, — сказал адвокат, с улыбкой потирая руки. — Передайте ей, буду рад съесть еще одну.
Он рассеянно взглянул на письмо и тут же насторожился. Почерк Клариссы! Он почти оставил надежду отыскать ее и решил, что Люк нашел их на дороге в Лондон. Возможно, брата с сестрой задержала небольшая поломка. Такое часто случается на проселочных дорогах.
Охваченный дурным предчувствием, причину которого он не мог объяснить, адвокат взял нож и вскрыл письмо.
Его обычно жизнерадостное лицо стало хмурым: он ничего не понимал. Никакого упоминания о неудачной поездке домой. Она писала, что переехала то ли в меблированные комнаты, то ли в какой-то пансион на Халф-Мун-стрит, где живет у респектабельной хозяйки. Дом Люка слишком мал, чтобы жить у него вместе с братом, и потому это показалось ей неплохим решением. Семья наставника, как оказалось, не подходит брату — он плохо ладит с другими детьми и поэтому вернулся к дяде. Оба они здоровы. И она наслаждается лондонскими достопримечательностями. Ее квартального содержания вполне хватает на их расходы.
Послание заканчивалось обычными изъявлениями почтения.
Адвокат отложил письмо и стал сосредоточенно разделывать сельдь. Столь ответственная задача помогла ему привести в порядок мысли. Через несколько минут он позвонил в колокольчик.
— Пол, пошлите на конюшню за моей лошадью, — велел он вошедшему слуге.
Человек аккуратный и скрупулезный, он сначала доел сельдь, запил ее кружкой эля, сунул письмо в карман жилета, взял шляпу, перчатки и хлыст и вышел во двор, где его уже ждала лошадь.
Стояло холодное солнечное зимнее утро, но адвокату было не до погоды. Он едва отвечал на приветствия встречных жителей деревни. А когда подъехал к нужному дому, оказалось, что его старый друг, доктор Олсоп, подстригает куст поздних камелий.
— Что привело вас ко мне в такую рань, Джордж? — помахал он секатором. — Надеюсь, ничего страшного?
— Не знаю, Джон.
Адвокат спешился и привязал лошадь к столбу у двери.
— Письмо от Клариссы... весьма странное послание. Я хотел бы, чтобы вы взглянули.
— Наконец-то! Слава Господу!
Доктор поспешил к двери, даже не дождавшись, пока друг спешится, и, отряхнув ноги на коврике, вошел в дом.
— Элинор, дорогая, — приветствовал доктор вышедшую из кухни жену, — Джордж приехал по делу, касающемуся Клариссы. Девушка наконец-то написала ему.
— О, я так волновалась! — воскликнула жена, в расстройстве хватаясь за пышную грудь. — Что там говорится, Джордж?
— Все в свое время, дорогая. Мы идем в мой кабинет. Пришли нам кофе или... — Джордж окинул гостя взглядом профессионала, — или чего-нибудь покрепче... чтобы согреться. Что может быть лучше бокала хорошего портвейна, не так ли? Бутылка из подвалов нашего дорогого усопшего друга. Он подарил мне целых шесть на прошлое Рождество.
Он разлил вино по бокалам.
— За Фрэнсиса, да почиет он в мире.
Мужчины выпили, после чего адвокат вытащил из кармана письмо Клариссы, положил на письменный стол и разгладил на сгибе.
— Это прибыло ночной почтой сегодня утром. Что вы об этом думаете?
Доктор надел пенсне и стал читать.
— Пансион? Какого дьявола девушка делает в пансионе? Фрэнсис, должно быть, в гробу переворачивается!
— Именно! Эта Халф-Мун-стрит достаточно респектабельная часть города, но вряд ли там есть пансионы.
— Может, Астли нашел для нее что-то? В конце концов, он ее опекун. И вряд ли поместил бы подопечную в какой-нибудь подозрительный дом.
— Возможно... — протянул Дэнфорт. — Но учитывая опасения Клариссы...
Он многозначительно помолчал. Доктор растерянно дернул себя за бакенбарды и уставился в письмо, словно мог прочитать в нем больше, чем там было написано.
— Нам следовало бы поехать и самим все увидеть, — без труда закончил он мысль адвоката. — Как ни крути, а дело неладно.