А нестерпимо больно – оттого, что она любит его. Любит страстно и глубоко. Ее чувство свободно от грязи, ничего чище в ее жизни не случалось. Пусть хоть это послужит утешением. Она всегда будет помнить, что в ее жизни был человек, которого она любила больше, чем себя, и это поможет ей выжить. Это первый в ее жизни самоотверженный поступок. Урок, который она никогда не забудет. В жизни есть нечто поважнее, чем желания Блю Бранденбург.
В глазах Рика читались непонимание и растерянность, он сам стал жертвой надежды.
– Чего ты хочешь, Блю? Ради Бога, скажи, чего ты добиваешься?
– Я хочу добраться до тех садовых ножниц, хрипло произнесла она. Не так-то легко улыбаться, когда сердце разрывается на части, но Блю отважно решилась: – Так мы ползем или катимся?
Останься она в монастыре, свадьба у Мэри Фрэнсис была бы совершенно иной. Она надела бы белоснежное платье, фату из старинного ирландского кружева и несла бы в руках красную розу – символ своей покровительницы. Она стала бы невестой Христа, краснея от смущения, составила бы пару идеальному жениху. Но вместо этого выходит замуж за Люцифера, воплощение зла.
Что ж, хоть одеяние, подходящее для такого случая.
Его выбрал жених – скромное черное платье, которое больше подходило для коктейля или поминок. Туфли на высоких шпильках в случае необходимости могли бы стать отличным оружием защиты. В таких же она отправилась на встречу с Алехандро Кордесом. Хорошо еще, что дали новые чулки, естественно, черные. А вот с волосами справиться Мэри Фрэнсис так и не удалось – они никак не хотели слушаться.
Она не сумела повторить прическу, которую ей сделала Блю, но и прежняя никак не выходила. Получилось нечто невообразимое, даже сиротка Энни натянула бы себе на голову мешок, лишь бы не позориться. Возможно, волосы не слушались из-за высокой влажности.
А может, из-за вмешательства небес? Она ведь бросила им вызов.
«Брак – самое святое из всех обязательств между двумя людьми. Его следует чтить, оберегать и уважать…»
«Да как же это возможно?» – подумала Мэри Фрэнсис, неподвижно стоя рядом С Уэббом Кальдероном.
Церемонию проводил капитан яхты в кают-компании. С самого начала яхту нещадно болтало, но что значит эта болтанка по сравнению с заговором высших сил, не знающих милосердия, который и привел к этому печальному концу: Майкл Бенжамин Мерфи, ее многострадальный отец, преданный Господу до последнего вздоха, наверное, в гробу перевернулся бы, узнай о случившемся. Как и все остальные ее предки. Перевернулись бы и застонали от возмущения. Ее ужасно мучило чувство вины из-за того, что семейное проклятие пало на Брайану.
«Конец страданиям, Мэри Фрэнсис Мерфи, еще немного, и ты станешь миссис Кальдерон, – подумала она. – Вот оно, проклятие в действии, оно все-таки настигло тебя».
– Вы берете эту женщину?..
Моложавый, почерневший от загара капитан поднял глаза, чтобы увидеть, как кивнет Уэбб, потом торопливо добормотал положенные слова до конца, переводя взгляд с одного на другого, когда задавал вопросы, которые соединяют их в семью. Он совсем не ждал ответов Мэри Фрэнсис. Торопливость капитана заставила ее задуматься, понимает ли он, что, совершая эту грязную церемонию, он отдает девственную заложницу, только что покинувшую монастырские стены, самому большому негодяю на свете по гнуснейшей из причин? Конечно ему достаточно заплатили за равнодушие. И стой на ее месте тринадцатилетняя девочка с хвостиками и леденцом в руке, он бы и глазом не моргнул.
Другими участниками спектакля были две женщины, наверное, с камбуза, хотя, вполне возможно, в другое время они могли и управлять яхтой, когда не стояли свидетелями и не глазели на Уэбба Кальдерона. У него был действительно потрясающий вид в молочно-белой рубашке, полотняных брюках и сандалиях. Конечно, не вполне свадебный наряд, скорее он подходил для поездки по Испании, но, глядя в умиленно-коровьи глаза двух кумушек, можно было подумать, что он – любимец фотографов-профессионалов, снимающих для обложек модных журналов.
– Данной мне властью…
Яхта взмыла вверх и тотчас устремилась вниз, а вместе ней и желудок Мэри Фрэнсис. Она качнулась в перед, но Уэбб Кальдерон схватил ее за руку и потянул к себе. Она попыталась сопротивляться, но, когда яхта качнулась опять, совсем потеряла равновесие и от головокружения упала прямо в его протянутые руки. От слабости Мэри Фрэнсис не могла пошевелиться.
– С тобой все в порядке? – спросил он своим звучным, красивым голосом, от которого ей стало еще хуже.
– Нет, не все! Меня сейчас стошнит! О Господи! – простонала Мэри Фрэнсис. В душе она бы была рада этому. – «Пусть меня вырвет, – подумала она. —
Прямо здесь. Сейчас. На него! Очень подходящее завершение отвратительной церемонии. Я испачкаю ему праздничную рубашку, от него будет вонять».
Яхту ужасно качало, но Уэбба не смутили угрозы Мэри Фрэнсис. Он крепко держал ее, словно не собираясь никогда больше выпускать из рук, и прошептал в самое ухо, предостерегая:
– Ты – дитя в грубых мужских играх, Ирландка. Брось! Ты никогда не выиграешь.
Все в ней кричало «нет», но пол ускользал из-под ног, а он был единственной опорой, единственным якорем. Ноги перестали ее слушаться, а мышцы на шее ужасно напряглись, когда Уэбб, лаская, запустил пальцы в ее роскошные волосы. Она зачесала их кверху, и теперь казалась ужасно беззащитной. Наверное, потому – то мужчины и любят женщин с длинными волосами, что есть в этом некая тайна. А если собрать их в узел тайна исчезает, словно женщина раздета.
– Пожените нас! – рявкнул Уэбб на капитана. – Немедленно!
Его грубость испугала Мэри Фрэнсис. По-настоящему испугала. В ее желудке воцарилось нечто невообразимое. Она обхватила себя руками, но это не помогло. Что-то было в его жестком требовании, – что – неожиданно для самой Мэри Фрэнсис – произвело на нее огромное впечатление, хотя ей было стыдно признаться себе в этом. Похоже, остальные испытывали такие же чувства.
Капитан, расставив ноги, прижался спиной к переборке, а женщины изо всех сил вцепились в буфет, едва удерживаясь на ногах.
– Объявляю вас мужем и женой!.. – выпалил капитан и кивнул молодоженам: – Можете идти.
Мэри Фрэнсис сжалась, Уэбб не спешил выполнять распоряжение капитана. Кальдерон повернулся к женщине, которую только что поклялся чтить, оберегать и уважать, и взглядом, задержавшимся на ее губах, дал понять, что не собирается делать ничего из вышеперечисленного. А вот что точно собирается сделать – так это поцеловать ее.
– И поцелую, – тихо произнес он, – но не сей час, позже.
Позже? По тому, как прижалось к ней его тело, она поняла: то, что он откладывал на потом, пришло слишком быстро и неожиданно для нее. Ее новоиспеченный муж готов к медовому месяцу на волнах океана.
– Шампанское? – Уэбб поднял бутылку «Дом Периньона» И хрустальный бокал, от которого по каюте разбежались маленькие радуги. Они все еще оставались в кают-компании, где, судя по всему, и должно начаться празднество по случаю их бракосочетания. Либо это, либо ее опять подвергнут пыткам.
«Какая разница! – подумала Мэри Фрэнсис и удрученно улыбнулась. – Только бы удалось стукнуть жениха по голове», – еле слышно пробормотала она себе под нос. Она взглянула на Уэбба и, с трудом скрывая презрение, взяла У него из рук бутылку. Новобрачная не собиралась отказываться от прекрасного вина только из духа противоречия. Мэри Фрэнсис научилась ценить хорошие вина в монастыре, особенно сливовое из одуванчиков. А если ей удастся напиться, быть может, это кончится большим конфузом…