Он соскочил на берег и, не оглянувшись ни разу на плот, пустился бегом в гору.
Он нагнал Фимку на самой середине обрыва. Тут Володя взял её за руку и они вместе поднялись наверх и вошли к тётке в дом.
Володя для обоих попросил молока и хлеба, уступив Фимке место у окна. А ведь это было лучшее место за столом.
Фимка громко глотала молоко, изредка поглядывая, нет ли поблизости картошки. А она стояла тут же, на столе, в белой фаянсовой чашке, очищенная от шелухи, посоленная и политая постным маслом.
Но никто не стучал по ней кулаком, и Фимка не стала её есть.
— Тут делать нечего, — сказала она. — Пойдём в сад.
Они вышли из дому и пошли по садовой дорожке вдоль забора.
Теперь солнце стояло над самым садом. И на иглах крыжовника не было уже ни капли росы.
Володя, подняв голову, посмотрел на грушу. Где же красная ленточка? Её тоже не было. Сучок торчал чёрный и голый на высоком стволе. Прошло только полдня, а сколько перемен и событий!
«Может быть, — подумал Володя про ленточку, — ветер сорвал её наконец и сбросил в реку?»
И Володя пожалел о том, что больше её не увидит.
Вдруг Фимка, забравшись под куст крыжовника, громко закричала.
Володя раздвинул кусты и поглядел направо. Фимка стояла за кустами у толстого столба, на котором держался забор.
Володя подошёл ближе. Он посмотрел на столб, куда показывала Фимка, и в изумлении отступил назад.
Между гнилым столбом и забором, на перекладине, он увидел гнездо. Оно было свито из прутьев, травы, лыка и толстой паутины гусениц.
Но всего больше удивила Володю ленточка — та самая красная ленточка, которая ещё утром развевалась на сучке. Она тоже была вплетена в гнездо и сухой глиной прикреплена к забору.
— Здравствуй, ленточка, и ты здесь! — сказал Володя смеясь.
Он заглянул в гнездо. Там на дне, выстланном волосом и паклей, лежало одно белое с красными пятнами яйцо, должно быть недавно снесённое пищухой.
А сама пищуха, раскрыв острый клюв, сидела на заборе и кричала так громко, что дрожь пробирала Володю.
Фимка протянула руку к гнезду.
— Не трогай, не надо, — тихо сказал Володя и схватил её за рукав. — Ты видишь, это моя ленточка. Но пусть берёт себе. Мне не нужно. Я боюсь только, чтобы кошка не нашла тут гнезда.
— Кошка тут не найдёт, — сказала с презрением Фимка. — Где ей, кошке-то, найти! Это только я могу, а она слепая.
— Это верно, — заметил Володя, — когда ей бросишь хлеба, она долго ищет. Я сам видел. Она слепая, она слепая! — повторил он несколько раз и залился счастливым смехом, потому что теперь всё было на своём месте: и гнездо лепилось на заборе, и плоты плыли по реке, и Фимка, проворная, как мальчик, девочка Фимка с серебристыми глазами стояла в саду рядом с ним.
И, чтобы чувствовать себя ещё более счастливым, Володя снова вынул из кармана пистолет и положил его в руку Фимки.
— Он твой. Зачем ты его отдала? Он мне вовсе не нужен, — сказал Володя, покраснев. — Мне хочется, чтобы у тебя был пистолет.
И в самом деле, теперь ему хотелось, чтобы у Фимки был пистолет, потому что желания, которые сам Володя считал необычайными, никогда не покидали его.
1936
Верные друзья
Я шёл на охоту. Глухо было в сибирском лесу. Высокие сосны и кедры, покрытые снегом, окружали меня. Вдруг на просеке я увидел мальчика. Он, как и я, был на лыжах, а за плечами его также висели ружьё и сумка.
Но в сумке лежала не убитая дичь, не пойманный в ловушку драгоценный зверёк, а книги.
Это было так удивительно!
Мы разговорились. И я узнал от мальчика, что он сын колхозника и живёт в маленьком колхозе на берегу лесного озера, что всего у них шесть-семь дворов, поэтому школы нет, и каждый день он ходит через весь лес в соседний колхоз учиться. Я спросил его:
— А не страшно тебе ходить одному?
Он ответил:
— Веселей было бы вдвоём. Но у соседей ребята ещё малые. Вот жду — подрастут, вместе ходить будем. А пока — один. Мать посылает меня при школе жить. А я не хочу. Хожу, потому что всем соседям это нужно. Я ведь книги из библиотеки ношу, газеты ношу. Через этот лес кто к нам на озеро прибежит? А меня в колхозе каждый вечер ждут. Я им книги читаю. Вот я и хожу и кричу.
— А кричать-то зачем?
— А кричу, чтобы зверь с дороги сошёл; услышит — непременно сойдёт. Ружьё мне в колхозе дали, беспокоятся за меня. А я не боюсь.
И мальчик побежал дальше через лес.
А я пошёл без всякой дороги, думая о мальчике, о книгах. И перед моими глазами неотступно стоял мальчик. Вот он, простой советский школьник, и я представлял себе, как он бежит с тяжёлой сумкой через лес, сквозь пургу, криком предупреждая зверей, а сам, наверное, испытывает страх. Едва ли даже подозревает он, добровольный маленький книгоноша, что ради книг, своих верных друзей, совершает подвиг такой же большой для своих детских лет, как совершали ради них люди великие, отдавая за них жизнь.