— Привыкните! — протянул таксист. — Раньше думал, тоже не смогу. Но ничего, обвыкся. А Вы далеко с Севера? Просто и здесь отнюдь не Юг!
— Мой Север настоящий. А тут какие-то призраки.
Я провела пальцем по стеклу окна, на вешней стороне которого капли дождя решили порезвиться и побегать наперегонки. Причудливый узор сложился так, что показалось, будто кто-то отпрянул от несущейся в ночь машины. Я буквально услышала вздох напуганного жестом существа, оскорблённого своим обнаружением.
Таксист с осуждением проследил за моим жестом и слегка нахмурился. Привыкай, братишка! Не такие ещё пассажиры сегодня у тебя будут, возможно. Я усмехнулась и закинула ногу на ногу.
— Мы почти на месте, — проговорил водитель, вглядываясь в ночную мглу. — Вон дом по указанному адресу. Куда подъехать, прямо к парадному?
— Можно и к парадному. Это не принципиально. Рюмочная в подвале.
Моя недавно закинутая нога вернулась на место. Машина уже практически остановилась. Я начала отстёгивать ремень безопасности, готовясь выйти в дождь.
— Поставите пять баллов?
В голосе таксиста прозвучала надежда.
— Это так важно? — спросила я.
— Не так, чтобы очень. Но мне будет приятно.
— Хорошо, я подумаю. Вы уж тогда тоже не судите меня сильно строго!
— Да, в приложении Ваша оценка как пассажира не впечатляет. Видно, случалось всякое.
— Не в том дело. Просто, не всегда вызывала такси для себя. А кому вызывала, не вёл себя пристойно. Страдаю же я, что поделаешь.
Таксист понимающе кивнул и пожелал доброй ночи. Я открыла дверь и со словами «Вам того же туда же и по той же цене» вышла под дождь. Вывеска рюмочной призывно подмигивала, словно даря улыбкой родного человека. Одна из букв в названии не горела, поэтому улыбка получилась с щербинкой.
***
Брат сидел, а точнее почти лежал, облокотившись на залитую упавшей пивной кружкой поверхность деревянного столика в самом углу пропахшего кальянным дымом помещения. Меня всегда удивляло, что курить обычные сигареты в наши дни в заведениях нельзя, а кальяны — пожалуйста. Не то, чтобы мне вообще было дело — не курю! — но не очень справедливо получалось.
Я села за столик напротив Сонголика и попыталась привлечь его внимание:
— Привет, красавчик! Недолго же мне пришлось искать тебя.
Отёкшие веки брата побежали трещинами, которые должны были изобразить открытие глаз. Обращённый в моём направлении мутный взгляд был по истине бесподобен. Тем удивительнее прозвучал практически трезвый голос:
— Привет, сестрёнка. Катька просто не ведает моих привычек, как знаешь их ты.
— Да уж, не столь редко отсюда тебя вытаскивала! Где хоть был все эти дни? Чего страдаешь?
— Через дорогу гостиница, разве не помнишь? Там и был. Потом, после открытия, сюда шёл.
— Весело! Но отчего это тебя разобрало такое жизнелюбие? Вы вроде бы просто в кино сходили. Неужели так искусство повлияло?
— В фильме главную роль играет Катарина Вулканченко.
— Да, и что с того?
— Помнишь, как она выглядит?
— По-разному! В «Овраге» она стрижена под каре, а так у неё вьющиеся рыжие волосы. И что?
— А то! В кино-то она другая, а в жизни…
— Причём тут её жизнь и твоё нынешнее состояние? Ты чего, брат?
— Нахлынуло просто, а тут эта годовщина. Невмоготу стало.
— Чего нахлынуло-то?
— Воспоминания.
— Студенческие, что ли?
— Именно! Но не про Вулканченко, а про другую рыжую ведьмочку…
— Ну-ка поясни.
***
Я учился на третьем курсе университета. Нас тогда впервые заставили защищаться на кафедре с письменной работой в конце учебного года. Я провёл исследования, записал их результаты. Гордо так вышел перед кафедрой — и получил!
Киваешь? Значит помнишь, как мне досталось. И то не так, и это не эдак. Тут ошибка, там неточность. «Молодой человек, не пора ли Вам задуматься о смене профессии? Для нашей Вы явно не годитесь. Решайте, пока не поздно!» Голос заведующей ещё такой ласковый и мягкий, а глаза — злые и колючие.
Но я упорный! Осенью, говорю, всё всем докажу и покажу. На кафедре помялись, покачали головами. Рассудили так: будет лучше осенью — переведут на четвёртый курс, а не будет… Осенний призыв всегда готов принять нас в свои нежные объятья.
Чего усмехаешься? Тебе хорошо, ты девчонка! Призыву не подлежала. А мы тогда тряслись, как осиновые листья, только бы в армейку не угодить. Это сейчас служба престижна и прибыльна. Раньше такого не было и в помине.
Поэтому патриотизм у многих из нас был такой, на словах. Считали справедливыми рассуждения, что Родина — это не там, где родился, а там, где хорошо. Начитались книг разных, каюсь. Да ещё насмотрелись фильмов забугорных. Как у них всё славно, как у нас всё погано.