— Я не справлюсь, — сказала я, чувствуя, как моя свобода ускользает сквозь пальцы.
— Тристан воспротивился этому решению. Он сказал, что ты откажешься пребывать там, если только они не посадят тебя под ключ, а он не стал бы с тобой так поступать.
Надежда вспыхнула в груди.
— И Совет прислушался к нему? — Пожалуйста, пожалуйста, скажи "да".
Хамид сел на металлическую скамью у двери.
— Нет, пока я не убедил их, что смогу обеспечить твою безопасность.
Разинув рот, я посмотрела на него.
— Ты?
— Я, как и ты, не горю желанием сидеть в бастионе, — он почесал свою короткую бороду. — В этом расследовании должны участвовать все самые лучшие, и куда иду я, туда следуешь и ты.
— Я это понимаю, но как именно ты планируешь обеспечить мне безопасность?
Если он снова заикнется про дневное патрулирование, мы узнаем, насколько звуконепроницаема была эта комната.
— Приняв дополнительные меры и убедив тебя согласиться на несколько условий, — сказал он.
Меня наполнило негодованием.
— И почему я единственная, кому выдвигают условия?
— Не за мной слывёт репутация отчаянного, и не у меня проблемы с субординацией.
Он удерживал мой взгляд, словно пытался подначить меня на спор. И, конечно же, я подкинулась.
— У меня нет проблем с субординацией. Я просто не люблю, что Совет всегда лезет в мои дела.
Он с хитрецой улыбнулся.
— В Совете говорят, что именно этим ты и парируешь. За столь короткую карьеру, ты уже заработала себе имя.
— Серьёзно? И какое же? — спросила я, хотя была более чем уверена, что уже знала каким будет ответ.
— Воины Лос-Анджелеса называют тебя проказницей. Подходящее имя, судя по тому, что я видел.
Я вперилась в его насмешливый взгляд, ни разу не моргнув.
— Приму это за комплимент.
— Именно поэтому я устанавливаю условия, на которые ты должна согласиться, — он снова стал серьёзным. — Во-первых, ты везде следуешь за мной, и мы уже пришли к обоюдному согласию в этом. Во-вторых, ты больше не выходишь одна на задания, и никакого патрулирования без сопровождения полной группы. Ты также соглашаешься носить трекер всякий раз, когда куда-либо выходишь, будь-то день или ночь.
Я плотно сжала губы. Эти условия, однозначно, поставят крест на моём образе жизни, но я смогу их выносить, если это означает остаться свободной. Особого выбора в этом вопросе у меня не было. Я кротко кивнула.
— Хорошо.
— Совет будет пристально следить за ситуацией. Если они посчитают, что мы не можем в достаточной мере обеспечить твою безопасность, они выставят нам охрану.
Я в отвращении скривила губы.
— Телохранители?
— Мне тоже это не нравится, но либо так, либо под стражей в бастионе. Воплотиться ли это в жизнь, зависит только от нас.
Я опустила голову и обхватила её руками, выдохнув стон раздражения. Моя жизнь обратилась в базар-вокзал. Если ко мне приставят телохранителей, Брок и Мейсон никогда не дадут мне забыть об этом.
— Убей меня прямо сейчас, — промямлила я себе в руки.
Хамид закашлялся, и звук подозрительно напоминал смех. Я резко подняла голову и злобно посмотрела на него, но никакой улыбки на его лице не было.
Я прищурила глаза.
— И почему я слышу об этом только сейчас? Вчера ты и словом не обмолвился об этом.
— Ты была огорчена новостями о связи и заклинании, и я не хотел расстраивать тебя ещё больше, — ответил он. — Я хотел подождать до возвращения в Лос-Анджелес, и уже там рассказать об остальном.
— Я не была огорчена. Я была зла, — его выбор слов выставил меня беспомощной маленькой девочкой. — С сегодняшнего дня я бы предпочла, чтобы ты не утаивал от меня ничего, дабы пощадить мои чувства. Мне не нравится быть в неведении, особенно когда это касается меня.
— Постараюсь это не забыть, — сказал он.
— Хорошо.
Я утомленно встала. При обычных обстоятельствах я была бы клубком энергии, но внезапно стало казаться, будто всё моё тело изнывало. Я понимала, что просто эмоционально истощилась, вовсе не физически, но осознание этого никак не помогло мне избавиться от усталости.
Хамид открыл для меня дверь, и когда я проходила мимо него, он положил свою большую ладонь мне на плечо.
— Прости за всё это.
— Да, и ты меня, — я скинула его руку. — Правило номер два, никаких прикосновений.