«Вы же знаете, что Фонд не проводит открытый набор, а всегда подбирает людей по рекомендациям, поэтому я думаю, что написать туда стóит», – сказал директор. Но девушка не стала писать. Не потому, что ей не нужна была работа или не нравилась идея работать в Фонде. Она осознавала, что и сам директор не смог найти достойную работу, которая бы и приносила статус, и давала деньги. Если бы у Фонда действительно была хоть малейшая заинтересованность в них или желание помочь, то директор театра, который ближе общался с представителями Фонда, чем она, не столкнулся бы с такими трудностями. Девушка видела в нем прекрасно образованного, эрудированного человека, который когда-то учился за границей. Единственным пятном на его карьере была работа в аудиотеатре, некоммерческом учреждении, где помимо него работал всего один человек.
Над городом в ясном вечернем небе сияли лучи солнца. Аями положила трубку и наблюдала сквозь стеклянную входную дверь театра, как сгущались сумерки, а последние вспышки догорали карминным оттенком. У глухой стены напротив входа в театр стояли мужчина и женщина средних лет в поношенной одежде и смотрели в его сторону. Всякий раз, когда по переулку с односторонним движением проезжала машина, женщина боязливо поднималась на невысокий бордюр у забора. Они довольно долго стояли у входа в театр и внимательно изучали афишу.
На вид обычная супружеская пара, вышедшая на вечернюю прогулку, или одноклассники, которые встретились спустя сорок лет после выпуска. Женщина подняла голову, и копна неестественно черных волос откинулась назад и открыла ее щербатое лицо, испещренное едва заметными оспинами. Мужчина указал на афишу грубой мозолистой рукой. Похоже, они поняли, что сегодня был последний спектакль. Женщина грустно покачала головой. «А что, если они мои родители?» – подумала Аями, но мысль пронеслась в голове и тут же улетучилась, как струйка дыма.
«Как странно, – она услышала бормотание женщины. – До сих пор мы не знали про этот театр. Вывески у них толком нет, одна афиша. Если не присматриваться, можно подумать, что это буддийский центр или студия йоги».
Мужчина что-то прошептал женщине на ухо, а она положила голову ему на плечо и захихикала, как старый ребенок. Аями вдруг увидела необъяснимое сходство между этим щуплым пожилым человеком и своим отцом, который работал развозчиком фруктов, в то время как сам приходился дальним родственником мэру Сеула.
Неожиданно они одновременно посмотрели на небо. Они словно забыли о театре, который лишь на мгновение появился в их жизни.
Стояла жара. Ни намека на изменение погоды. Ни единого признака приближения дождя.
«Что же все-таки там внутри?» – с неестественным любопытством спросила женщина, украдкой бросив взгляд за стеклянную дверь театра. Мужчина вслед за ней посмотрел в ту же сторону. Он не знал, что такое аудиоаппаратура, да и место с названием «аудиотеатр» его мало интересовало. Похоже, они не заметили стоящую за дверью Аями.
«Тут написано, что внутри есть библиотека и фонотека… Фонотека – это ведь где музыку можно послушать? Только вот закрылось все. Жаль. А мы так ни разу и не побывали здесь».
Они побрели по переулку, будто направились в сторону своего дома, но внезапно остановились, словно задаваясь вопросом: «Куда мы идем?» Вдруг женщина повернулась к мужчине, раскрыв глаза так широко, что на лбу образовались морщинки, и спросила: «Ты правда не бросишь меня, как обещал в том письме?»
Юбка женщины трепыхалась, как белье на веревке в ветреный день, хотя на улице был штиль. Обнажились ее щиколотки с выпирающими сухожилиями, миниатюрные ступни и дешевые на вид туфли, поблескивающие новизной.
Капелька пота скатилась по пряди волос на щербатое лицо женщины. Из-под юбки исходил запах чуть перезрелых фруктов, сигарет, невысушенного постельного белья и рыбной чешуи.
Фонотека, по сути, была не отдельным залом, а просто небольшим уголком для прослушивания дисков и пластинок в одной из секций библиотеки. Само слово было преувеличением, ведь изначально она была создана для того, чтобы люди могли прослушать часть спектакля, прежде чем взять диск.