«А что, если они мои родители?» – снова подумала Аями.
За два года работы в театре Аями специально ни разу не брала отгулы и всегда уходила в отпуск на неделю в августе, когда аудиотеатр официально закрывался на каникулы. Отпуск обычно совпадал с самыми жаркими днями лета. В эту неделю Фонд полностью прекращал работу, телефоны отключались, а всех сотрудников разом отправляли в отпуск. В такие дни весь город был подобен огромному зверю, медленно умирающему под липкой и горячей грудой земли.
От толстых цементных стен домов, массивных железобетонных конструкций, высоких стеклянных зданий и раскаленного асфальта, покрывающего весь город, исходил жар, сравнимый с пеклом крематория. Все виды живой материи: обнаженная плоть, кожа, глаза, волосы – все таяло и испарялось в воздухе вместе с частицами пота. Город превращался в жерло извергающегося вулкана. Куда ни посмотри – тысячи огненных стрел пронзали тело и глаза, причиняя смертельные ожоги. Казалось, одновременно взрывались сотни звезд, сгорали метеоры, полыхали газы, и темный пепел прилипал к куполу небосвода. Преграждал путь свету. Порождал ночь. Но жара все никак не отступала. С приходом ночи вязкие волокна и ткани тела, подрагивая и вибрируя, истончались, становясь все более эфемерными. Клетки сна утрачивали свою сущность. Раскрывался код самого естества. Стиралась грань между сном и комой, истощались клеточные мембраны. Это был период самого неглубокого, легкого и продолжительного сна в году. В противовес ему в такие дни всем заправлял самый мощный коллоид сновидений, где сила притяжения и плотности смыслов была как никогда велика. Во сне Аями видела себя с огромным попугаем в руках, входящей в несуществующую ванную с холодной водой. Попугай когтями расцарапывал ей грудь, издавая громкие протяжные крики, похожие на мычание. Усиливающаяся жара города выходила за пределы реальности, а искусственный холод гигантских кондиционеров лишь усугублял все. В разгар лета мегаполис становился храмом сновидений, построенным адептами языческого культа где-то в глубине тропических лесов тысячи лет назад. Легкий сон уносил тело в вулканическое озеро, наполненное горячим пеплом и испарениями. Липкий и скользкий, как черное мыло, пепел; серые куски пемзы всех размеров с маленькими дырочками мешали телу свободно плыть в потоке. Стоило открыть окно, как в крошечную однокомнатную квартиру вваливался горячий воздух, который был массивнее громоздкого промокшего одеяла. Он разгоряченной тушей заполнял помещение, где не было ни вентилятора, ни кондиционера. Если же окно было закрыто, кислород улетучивался с ужасающей скоростью. Сам воздух был пропитан лишь зноем. Атмосфера была переполнена экстазом разрушения. В августе кровати походили на пышащие жаром болота, от которых поднимался огромный столб густого пара. В нем можно было разглядеть воспоминания о давно ушедшей прародительнице. Империя мучительных сновидений, поднявшаяся из кипящей топи, парила над августовским городом, посягая на спокойствие человеческого сна. Воздух, который был горячее температуры тела, в середине лета превращался в прочный прозрачный патрон и, как в замедленной съемке, медленно пронзал одно сердце за другим. Невидимые кристаллы свинца ежеминутно разрывали кожу, проникая в глубь распадающейся материи. Обожженные мембраны и слизистые оболочки. Дыхание подобно локомотиву, несущемуся навстречу отчаянию.
Каждую ночь, отправляясь спать, люди были насквозь пропитаны по́том агонии. Их тела, как уголь, медленно тлели изнутри. Они горели без огня долго и медленно, до самого утра. В самый жаркий час суток он пил холодное пиво, а она ела огурцы. Когда включали желтый радиоприемник, похожий на коробку, всегда шла трансляция прогноза погоды. Диктор зачитывал текст очень медленно, безэмоционально произнося слово за словом. «В полдень. Температура. Достигнет. Тридцати. Градусов. Цельсия. Штиль. Тени. Нет. Опасность. Ожогов. Тридцать. Градусов. Цельсия. Штиль. Тени. Нет. В полдень. В городе. Возможны. Миражи. Возможно. Плавление. Асфальта. И. Автомобильных. Шин. Штиль. Безоблачно. Возможны. Ожоги. Слизистой. Оболочки. Небо. И. Атмосфера. Бесцветные…»
На подоконнике с солнечной стороны дома стояла свеча: она расплавилась еще до того, как ее фитиля коснулось пламя. Тело ее сиротливо сгорбилось, воск местами растекся по подоконнику. Очертания свечи походили на неизбежный конец странной и запутанной любовной истории. Прежде чем тропическая жара закончилась, от людей оставался лишь пепел, а их души превращались в размытых серых призраков.