Так начиналась эпоха увлечения всем английским, из которого тридцать лет спустя родится искусство Шанель.
Это был также период, когда форма кавалеристов становилась строже. Ни фраков по вечерам, ни шпаг при парадных мундирах, просто венгерка с брандебурами, а кепи решительно вытеснило кивер. Что касается пехоты, то эполеты были отменены, их сменили галуны из плетеной тесьмы и позолоченные пуговицы… о, Шанель!
Мода Второй империи, ее опереточные кавалеристы — завзятые рубаки, отличавшиеся буйностью и грубостью манер, исчезали с улиц Сомюра. Можно ли представить сегодня, чем была тогда эта конная Мекка? Именно ей обязаны мы чудом — возрождением французской кавалерии. Ни один род войск не пострадал сильнее от войны, которая была у всех на памяти. Разве можно было ее забыть? Поражение, пруссаки в Париже, свергнутый император, сожженный Тюильри — все эти события произошли тринадцать лет назад. Следы именно этих воспоминаний и пытались стереть в то время, когда родилась Габриэль.
Сомюр, где обосновались псевдосупруги Шанель, был единственным городом во Франции, в котором магазины были открыты до поздней ночи. Преподаватели и курсанты царили в городе, жившем ими и для них. С горожанами их связывал своего рода идиллический контракт. Все население подчинялось ритму военной жизни.
Поэтому постоянные поставщики господ офицеров всегда были готовы удовлетворить зверские аппетиты гуляк, молодых людей из хороших семей, их внезапные желания и пристрастие к изысканной кухне. И это несмотря на то, что молодые люди хоть и требовали, чтобы их желания тотчас же исполнялись, но с долгами расплачиваться не спешили. Всем это было известно… Даже шпакам, этим свиньям в штатском, которые видели, что их заставляют платить больше, чем положено. Они приплачивали за кавалеристов? Подумаешь! Чего не сделаешь, чтобы поддержать моральный дух армии!
Таким был Сомюр в 1883 году. Город засыпал только тогда, когда гасли огни кафешантанов и замирали звуки последних песен, после того как замолкало Кафе искусств, святилище сомюрского веселья, и закрывали свои двери «Бланшисри» и гостиница «Мольер»… Но это еще не все… Частенько по ночам наступало время для проделок и грубых выходок, и тогда поднимался гвалт и раздавались вопли акушерки, у которой снимали вывеску, чтобы заменить ее гербом генерала, начальника Школы. Ах! В этом городе не залеживались подолгу в постели! Вставали с первыми сигналами подъема, когда курсанты и конюхи бежали к конюшням. А там всхрапывали лошади, чувствуя, что время пришло… Самая чудная пора. Час, когда день занимался в запахах кожи, сена и переворошенной соломы, час, когда Жанна Деволь выходила из дома с маленькой Жюлией на руках и тоже спешила на работу. Работы в Сомюре хватало, и Жанна, своей добропорядочной внешностью внушавшая доверие, без особого труда нашла применение своим способностям. Другого выхода у нее не было. Беременность, равно как и присмотр за младенцем, не позволяли ей подолгу быть на ногах, на холоде, поэтому до рождения Габриэль она вынуждена была отказаться сопровождать Альбера на рынок на площади Биланж. Ибо именно там он развернул торговлю, предлагал лифчики, трико и нижнее белье, расхваливая свой товар, бросая многозначительные взгляды и расточая любезности дамам.
Жанна в сумрачном еще свете занимавшегося дня, с непокрытой головой, в фартуке в крупную складку, неся свой тяжелый живот и оттягивающую руки Жюлию, направлялась в дома, где ее поджидали то работа на кухне, то груды белья, слабый запах хозяйственного мыла и сырость в прачечной, то…
Просто несчастий не бывает. Всякое несчастье связано со своим временем. Неудачи Жанны отмечены печатью эпохи. Ей приходилось бороться, чтобы получить место кухарки, гладильщицы или служанки. В резиденции, где царил генерал Данлу, она знала только официантскую, в доме майора де Бельгарда, главного берейтора, только кухню. Когда же этого оказывалось недостаточно, Жанна прирабатывала то здесь, то там, занималась, чем придется: то была кастеляншей в Доме трех ангелов, где находился пансион для девушек, то посудомойкой в гостинице «Бельведер», где, кроме офицеров, селились пассажиры с «Невзрываемых» — пароходов, плававших по Луаре. Так Жанна зарабатывала на жизнь в первое время своего пребывания в Сомюре.