Когда негодование улеглось, офицеры решили проявить понимание.
Габриэль уезжала в Виши всего на один сезон. Водный курорт, ставший модным со времен Второй империи, находился всего в пятидесяти километрах. Егеря отправлялись туда по всякому поводу. Скачки, концерты, прекрасные незнакомки, которых офицеры отбивали друг у друга, множество женщин, благочестивых и не очень… Виши был Баден-Баденом Франции времен господина Лубе, местом отдыха и приключений для офицеров гарнизона. Итак, следовало смириться с тем, чтобы прожить несколько месяцев в Мулене без Габриэль. Адриенна тоже уезжала. Они были неразлучны.
Отъезд сопровождался обещаниями не терять друг друга из виду.
Егеря, оседлав лошадей и сомкнув ряды, провожали беглянок.
Никогда еще у полковника де Шабо не просили так часто увольнительные в Виши, как летом 1905 года. Габриэль была всеобщей любимицей…
Тем не менее кое-кто отреагировал на отъезд Габриэль неожиданно. Один офицер-стажер весьма скептически отнесся к артистическому будущему Коко.
— Ты ничего не добьешься, — сказал он ей, — голоса у тебя нет, поешь ты отвратительно.
Габриэль решила не обращать внимания на его слова, хотя этому человеку она верила больше других. Любопытно, не правда ли? Пехотинец… За ней ухаживало столько кавалеристов, а она предпочла пехотинца. Был ли он ее кавалером? Пока еще нет, но он был влюблен в нее и не скрывал этого. Один из очевидцев вечеров в «Ротонде» утверждал даже, что пехотинец стал ее первым любовником. Но вряд ли это было так. В 1905 году Габриэль Шанель не испытывала по отношению к нему ничего серьезного. Они развлекались, дружили, но не более того. Если бы она любила его, то разве уехала бы?
Пехотинца звали Этьенн Бальсан. Он держался естественно и просто, выгодно этим отличаясь от франтов из Сен-Жерменского предместья, и Габриэль понимала его куда лучше. Круглолицый, с банальными усами, он не выделялся ни ростом, ни сложением. В манерах его не было ничего от военного, и одевался он неброско, без претензий, на шик, столь милый кавалеристам. Действительно, выглядел он менее элегантно и изящно, чем егеря. Зато отличался невероятным задором, великодушием и умел, как никто, поддерживать дружбу. Иметь друзей больше, чем у него, было просто невозможно.
Что он любил? В чем было его счастье? В лошадиных скачках, в женщинах, дарящих удовольствие, в веселящих винах его родной провинции… Хорошее настроение, хороший стол, красивые женщины, красивая жизнь… Если бы слова «бонвиван» не существовало, его следовало бы придумать, чтобы охарактеризовать Этьенна Бальсана.
Семья Этьенна была из Шатору, промышленного города. Его родители сколотили солидное состояние. Достоинство, серьезность, значительность, компетентность крупной французской буржуазии с ее холодно-сдержанной манерой выражаться — вот что представляла собой семья Бальсан, это был общественный класс, дотоле Габриэль неведомый.
Простой люд и военные — вот и все, кого она знала.
90-й пехотный полк стоял гарнизоном в Шатору в течение тридцати лет. Когда пришло время поступать на военную службу, сын Бальсанов, естественно, был записан именно в этот полк. Пехотинец… Странное положение для призывника, главной мечтой которого было выращивать скаковых лошадей. Необходимость служить в пехоте повергла его в отчаяние. Что делать? Этьенну удалось перевестись в Мулен, в отдел изучения восточных языков. Получилось здорово. Он появился в полку под аплодисменты егерей. Эти господа приняли Бальсана в свой круг. Они многого ждали от такого весельчака.
И не ошиблись.
Егеря пришли в полный восторг, когда узнали, что их другу удалось убедить начальство в том, что он должен изучать один из диалектов Индии, ибо однажды интересы родины могут потребовать, чтобы туда заслали шпионов… Но диалект этот был так мало известен, что не нашлось специалиста, который мог бы его преподавать.
Все было ловко устроено. Бальсан мог теперь жить припеваючи, ездить на лучших лошадях, кутить вволю.
Тут-то он и встретил Коко. Он и не думал похищать ее. Что бы он стал с ней делать? Образ жизни этой молодой особы не указывал на светские таланты. Но Этьенн, как и другие, а может быть, даже больше, хотел помочь ей добиться успеха. В чем? В этом и заключался главный вопрос.
Хотя Бальсан испытывал серьезные сомнения по поводу вокальных способностей Коко, он взял на себя все хлопоты, чтобы облегчить ей устройство в Виши.
Он предложил Габриэль и Адриенне свою помощь в обновлении гардероба. Но не хотел, чтобы об этом знали. Он не любил, чтобы люди бывали ему чем-то обязаны. В эпоху, когда талант Габриэль Шанель был общепризнан, а слава ее далеко шагнула за границы страны, Этьенн Бальсан мог бы рассказать о том, какую роль он сыграл в ее жизни… Но он ничуть к этому не стремился. Что он такого сделал? К чему пустые разговоры? Он ограничивался тем, что скромно заявлял: «Я только помог ей вставить ногу в стремя».