Ни одна из них не могла сравниться с Адриенной изяществом, осанкой, королевскими манерами. Более очаровательная, чем когда-либо, она была бесценным украшением полдников Мод.
В те дни Мод старалась придать себе сельский вид. Она украшала шляпу маргаритками и оставляла ленты незавязанными. Она резвилась в своем тиковом пеньюаре, в котором ей, по ее словам, было так же удобно, как в ночной рубашке. Но едва только предстояло показаться на публике, как в лице своей хозяйки, должным образом затянутой, зашнурованной и убранной, члены клана находили незаменимую ширму, обойтись без которой они бы не могли. Мод позволяла молодым женщинам, ищущим любовных утех, совершать прогулки в обществе компаньонки, а провинциалкам, ищущим любовников, — успокаивать ревнивых мужей, рассеивать беспокойство и подозрения близких… потому что они были с Мод.
Маленькие праздники, устраиваемые в Сувиньи, открыли Габриэль доступ в клан.
В Мулене будничная жизнь шла своим чередом: всей компанией по-прежнему ходили пить шоколад в «Тантасьон», по-прежнему было много длинноногих красавцев в ярко-красном на улицах и веселых шутников в «Ротонде».
Ни один из поклонников Габриэль не оставил военную службу.
Итак, по-видимому, ничего не изменилось.
Тем не менее она быстро поняла отрицательные стороны своего отъезда в Виши, сделавшего для нее возвращение невыносимым. Чувствовала ли она, что ее пребывание в Мулене будет всего лишь паузой, и ничем более? Еще один год неопределенности. Потому она в особенности ценила полдники у Мод, хотя и сожалела, что Этьенн Бальсан отказывался ее туда сопровождать. Он с предубеждением относился к дамам из Сувиньи, считая их скучными.
Габриэль почти разделяла его мнение. Тем не менее, будучи до всего любопытной, она с усердием посещала дом Мод.
На многочисленных фотографиях 1907 года Этьенна Бальсана нет. Габриэль же запечатлена на них с дерзко-безразличным выражением лица. Следует ли заключить из этого, что после возвращения из Виши она отдалилась от Бальсана? Или надо хотя бы однажды поверить стареющей Шанель, утверждавшей, что долгое время он оставался для нее всего лишь «добрым товарищем»? Габриэль, которая пока не могла осуществить свою единственную заветную мечту — стать певицей, вела себя в Сувиньи, как в подвале «Альказара»: она снова «мастерила», искала свою дорогу.
На фотографии Габриэль в один из решающих моментов своей жизни. Она присутствует на воскресных скачках в Виши, причем сидит не на трибуне владельцев, а запросто среди департаментских буржуа, приезжавших на скачки ради пущей важности. Сидит, по-прежнему ни на кого не похожая, выделяясь особой подвижностью среди окружающих ее дебелых особ, соперничая дерзкой простотой наряда с крайней изысканностью парадного туалета Адриенны с уймой плиссированных оборок и шантийиских кружев. Габриэль принимает участие в развлечениях приличного общества, в то время как подружка Мод в роли дуэньи величественно восседает между барышнями Шанель, возвышаясь над всеми перьями своей шляпы.
Раздражал ли Габриэль образ жизни, не оставлявший места ее личным амбициям? Или же она вела себя так, словно у нее не было другой цели, как стать дамой полусвета?
Может быть, ее усталость объяснялась и беспокойством, что она не сумеет вести эту игру с таким же блеском, как Адриенна?
Ибо у Адриенны был поклонник.
Граф де Бейнак был из тех аристократов, что прочно привязаны к земле. С пышными усами, он был страстно влюблен в псовую охоту и наделен той экстравагантностью, которая, делая из него важную особу, вместе с тем составляла в глазах знакомых главную его прелесть. Никто никогда не говорил об остротах, коллекциях или даже замках графа де Бейнака, тем более о его состоянии, но всегда упоминали о его акценте и оригинальности. И если порою пересказывали случавшиеся с ним забавные истории, то только для того, чтобы лучше подчеркнуть его живописность: господин де Бейнак был тем Немродом, что сумел со своей сворой затравить, правда, не оленя, а последнего волка, оставшегося в Лимузене. Господин де Бейнак был игроком, который однажды, метнув кости, разом выиграл у своих четырех товарищей четырех танцовщиц из «Казино де Пари», чтобы отпраздновать победу, усадил барышень в бричку, запряженную четырьмя лошадьми англо-нормандской породы, и, распевая во всю глотку песни на родном диалекте, галопом пронесся по Елисейским полям. Наконец, господин де Бейнак был тем молодцом, который, поставив на своих лошадей и проиграв их, вынужден был вернуться в родную провинцию пешком, что он и проделал как ни в чем не бывало.