Она была незаконная Бальсана для всех, кто в уединении Этьенна видел доказательство того, что ему есть что скрывать.
II
Портной из леса
Итак, Габриэль отправилась к неизвестному портному в Круа-Сент-Уэне. Мимо его дома проезжали дилижансы, направлявшиеся на пикники. Мода на них, придя из Англии, распространилась в кругах, которые были англофобами в политике и англоманами в привычках. Кто-то собирался травить оленя со сворами маркиза де л’Эгля или просто последить за охотой издали: собачьими упряжками лихо управляли молодые люди в полной экипировке — серо-голубые сюртуки, жилеты, пелерины, красные бархатные обшлага, белые штаны, сапоги. Чередой следовали гвардейцы, отправлявшиеся «поднимать дичь»; брички, битком набитые детьми в сопровождении французских гувернанток, английских нянь, немецких бонн; повозки и кабриолеты с младенцами и итальянскими кормилицами в чепчиках с лентами. Это был непрекращающийся поток прекрасных экипажей, запряженных выхоленными лошадьми.
Изредка попадались также электрические коляски и даже автомобили — последним криком моды была марка «роше-шнейдер», — но они еще так напоминали конные экипажи высотой, формой, занавесками, угловыми фонарями, похожими на дилижансные, что можно было ошибиться. Рев, вырывавшийся из огромного рожка, заставлял лошадей вставать на дыбы, а прохожих — шарахаться. Шоферы, бывшие кучера, пока все еще носили широкие бакенбарды. Выездные лакеи, взятые на пикник, взгромоздившись сзади, держались по обыкновению очень прямо, скрестив руки на груди.
На это и смотрел с уважением скромный ремесленник. Отслужив в Компьене в 5-м драгунском полку и отличившись портняжным мастерством на службе у полковника Гранье де Кассаньяка, он вышел в отставку и открыл мастерскую в Круа-Сент-Уэне.
Выбор был сделан правильно.
Более века назад в компьенском лесу охотились франкпорцы. Но как за это время изменился их внешний вид! Одетые в красное в 1790 году, франкпорские стрелки сменили свои мундиры на зеленые в 1848 году и носили их до тех пор, пока Наполеону III не пришла в голову злосчастная идея тоже одеться в зеленое. Тогда они были вынуждены отказаться от зеленого и перейти на серо-голубое. Но всякий раз, как приходилось менять одежду хозяевам, меняли ее и лакеи. Именно это и интересовало прежде всего бывшего портного 5-го драгунского полка. Ибо его делом было одевать не владельцев сверкающих колясок в летящих рединготах и шелковых зеркальных шляпах, не красавиц, портреты которых писал Болдини, не амазонок в треуголках, а их слуг, доезжачих, псарей и конюхов в ливреях.
Своего визита к сент-уэнскому портному Габриэль Шанель не забудет.
Она часто рассказывала о том, как был ошеломлен портной, увидев ее. В мельчайших деталях она порой описывала мастерскую, клиентов в рейтузах и мягких шляпах, легкий запах английского лака, мешавшийся с навозным духом, пропитавшим одежду посетителей. Рассказы ее были так хороши, что, вероятно, она говорила правду.
Она уверяла даже, что в тридцатых годах, узнав ее на фотографии, портной написал ей, и она приняла на улице Камбон «маленького старичка, очень заурядного», черты лица которого стерлись у нее из памяти, но вокруг него витал знакомый, незабываемый запах: «От него по-прежнему пахло лошадьми».
Они переписывались до войны. А потом связь прервалась… Она, казалось, была больше возмущена, чем опечалена его исчезновением. Мысль о том, что он умер, не приходила ей в голову.
Когда в 1907 году, при первых погожих днях, любители деревенского воздуха садились в карету, запряженную великолепными лошадьми, и отправлялись на природу, чтобы «запросто» опустошить корзинки с провизией, женщины были разодеты, как в городе.
Именно такими их любили мужчины.
Между тем тогдашняя мода была страшно неудобна.
С началом века вспыхнуло своеобразное безумие, затянувшееся надолго. Все свелось к реминисценциям. Начали с подражания Людовику XVI, после чего в моду вошли тафта по будням и праздникам, пастушьи шляпы и цветочные мотивы, бывшие в чести при дворе Людовика Любимого. Все — будь то мебель или литература, театр или светские увеселения — оказалось затронутым этим повальным увлечением. Во время импровизированных пикников все знаменитости Предместья собирались у маркизы де Соммери и пировали под деревьями в шляпах а-ля Помпадур, с напудренными волосами. Не устояла даже Сара Бернар… Она поставила самую скверную пьесу своего репертуара, лишь бы иметь удовольствие сыграть роль Марии Антуанетты в ничтожном творении Лаведана и Ленотра «Варенн».