— Тук-тук.
— Здравствуйте. Я новый учитель по русскому и литературе. Роман.
Хмурость взгляда зашкаливала. Судя по всему, с любезностью гость не дружил.
— Без отчества?
— Романович. То есть Павлович.
— Бесконечно рад, Романович Павлович. Максим Максимыч я. Инглиш лэнгветч, — с этими словами англичанин протянул увесистую грубую длань.
— Вы серьезно? Насчет имени?
— Хоть бы один филолог не уточнял. Эх, жизнь!
Не оборачиваясь, Максим Максимыч неторопливо удалился. Он сознавал себя глыбой, совершенно определенно.
Искусство чесать языком
Максим Максимыч в своей фирменной неприветливой манере предложил выпить пива:
— Угощаю в честь знакомства.
Англичанин закурил. В его руке покачивался старомодный дипломат с позолоченными заклепками, эффектная рубашка цвета электрик контрастировала с вялым выражением лица.
Привычный путь лежал через дворы, которые хотелось миновать быстрее. Поблекшие дома, турники с облупившейся краской, замаранные машины эконом-класса, разбитый асфальт — все это настраивало на самое заурядное существование без малейшего сопротивления среде. Местные вряд ли задумывались, насколько необыкновенны названия их улиц — Пугачевская, Хороводная, Сквозная.
— Добро пожаловать на Калугу, Палыч, — сказал Максим Максимыч. — Слышал о Калуге?
— Сразу ясно, что вы не географию преподаете, — сказал Роман как можно добродушнее. — Калуга маленечко в другой стороне.
— Район такой. Издревле так повелось называть, до всяких там бандитских жаргонизмов в девяностые. В словаре Даля дается толкование: «калуга» — это топь, болото.
— Намекаете, что я угодил в трясину? — Роман прищурился.
— Да не в образном значении «болото», а в самом прямом. Район располагается в низине, раньше ее затапливало весной. Обитали тут бедняки, зато с характером. Переселиться они не могли, вот и притерлись к суровой жизни. Представь, снег тает — вода по колено. Теперь, конечно, иначе — не так экстремально. А дух калужский сохранился. И название тоже.
— Только перебрались калужане в хмурые высотки.
— Не все, — возразил англичанин. — Тут частный сектор в двух шагах. Там до сих пор уцелели старые деревянные дома. Хватает и частных кирпичных новостроев — с вычурными заборами, с сигнализацией, с породистыми сторожевыми собаками. Но этим породистым никогда не перелаять тамошних бродячих псов. Будут лишь потявкивать из конурок своих.
Роман и Максим Максимыч миновали «Хлебозавод №3» и шагали вдоль желтого каменного забора. Справа тянулся овраг с железной дорогой. Асфальт выровнялся.
— Тебе, наверное, говорили: найди с учениками общий язык, стань для них авторитетом, завоюй их доверие, — сказал англичанин. — На первый взгляд, эти затасканные девизы никчемны. И все же зерно истины в них есть. Особенно, если учитывать, что мы на Калуге. Для того чтобы не ударить в грязь лицом, тебе надо стать для калужских своим.
— У вас получилось стать своим, Максим Максимыч?
Роман мысленно укорил себя за глупость, еще не закончив вопроса.
— Если бы не получилось, то не задержался бы на двенадцать лет.
— Планируете работать тут до пенсии?
Вторая скудоумная фраза подряд.
— Силы у меня не те, что прежде, но за десять лет я ручаюсь.
Максим Максимыч снова закурил. Выдохнув дым, он сказал:
— По логике вещей ты должен спросить, как сделаться своим для детей. А я на правах мудрого наставника обязан надавать тебе советов. Остерегайся того-то, поступай так-то, верь в себя, дерзай. И прочее. Заявляю сразу: ни от меня, ни от Макаренко ты свода заповедей не дождешься. Так, пара общих правил. Не навязывай ученикам ни дружбы, ни покровительства. Не дави своей властью. Не впадай в педантство и не распахивай душу. Не качай права и не кивай на устав — они не по закону живут. Балансируй: будь чуть саркастичным, чуть продвинутым, чуть благородным. И главное — дай понять, что ты знаешь их язык, но не собираешься до него опускаться.
Трактир «Старый амбар», куда Максим Максимыч привел Романа, производил сносное впечатление. В просторном помещении преобладало дерево. К деревянным столам прилагалось по четыре стула, у отделанной лакированными досками барной стойки выстроились в ряд еще пять стульев, пока пустовавших. Под потолком вдоль стен тянулись деревянные полки со сказочным хламом — закопченными подсвечниками, старинными часами, масляными лампами, допотопными радиоприемниками, пузатыми кувшинами и бутылками. На плазменных экранах транслировали Бундеслигу.
Пухлощекая официантка с собранными в пучок каштановыми волосами принесла меню, не успели Максим Максимыч и Роман разместиться.