Компактный одиннадцатый класс насчитывал всего десять учеников, каждый в милицейской форме болотного цвета. Две девочки, восемь парней. Парни, Митрохин и Аюпов, будто условившись держаться вместе, разместились за одной партой. Пусть и не так бойко, как шестиклашки, 11 «А» выразил готовность сотрудничать. Роман сразу дал понять, что легко не будет, загрузив старшеклассников лекцией по русскому модернизму, помянув и крах позитивистских установок, и Ницше с его шизофренией и богоборчеством, и экстравагантного Верлена, который, не рассчитав с абсентом, с топором бегал за женой по дому. Лица учеников выражали заинтересованное недоумение.
Пестрый 8 «Б», которому поставили сдвоенный урок, поначалу оглушил. Никто не дерзил и не зарывался — ученики элементарно не могли наговориться между собой. Даже во время словарного диктанта. Роман то и дело гасил очаги возгорания, увещевая нерадивых болтунов обратить внимание на доску. На второй урок часть класса явилась после звонка. Группа опоздавших, остановленная учителем, топталась на пороге с недоеденными пирожками.
— Вот кто у нас самый безответственный. — Роман нахмурился. — Фамилии?
Нарушители назвались.
— Мусатов, читал Бахтина? «Слово в романе», книга такая. Между прочим, на лето задавали. А ты, Идрисов, Бахтина читал?
Дозволив пришибленным восьмиклассникам сесть, Роман завязал разговор о летнем чтении уже со всеми. Обсуждение ожидаемо вышло кратким. Кто-то осилил «Капитанскую дочку», кто-то «Шинель», кто-то нашел дома на полке «Мартина Идена» и необязательную книгу одолел. Один мальчик, по всей видимости, еще не научившийся лгать взрослым и незнакомцам, якобы нашел в деревне интересную книгу, запамятовав при этом и ее название, и фамилию писателя.
— В литературных произведениях этого года мы не раз встретимся с историческими деятелями — Иваном Грозным, Петром Первым, Емельяном Пугачевым, — сказал Роман. — Надеюсь, эти фамилии вы хотя бы слышали. Например, что вы знаете о Петре Первом? Чем он знаменит?
— Бороды заставил брить! — гаркнул со второй парты низкорослый веснушчатый мальчуган.
— Царь это, — последовал неуверенный ответ с задних рядов.
— Почти угадали. Император. В каком веке он правил?
— В двадцатом…
На перемене, предшествовавшей заключительному уроку, Роман понял, что с 8 «А» нужно держать ухо востро. Создалось ощущение, что сюда сослали всех отщепенцев, не уместившихся в 8 «Б», и для баланса разбавили агрессивную компанию несколькими приличными ребятами. К несчастью последних. Два малолетних бандита с наглыми лицами, один в розовой рубашке, другой в голубой, до вмешательства Романа перекидывались пеналом тощего паренька, который подпрыгивал чуть ли не до потолка, чтобы перехватить пенал в воздухе. Самого учителя, нарочито увлеченного ноутбуком, обступили ухмыляющиеся школьницы в коротких юбках.
— А вы добрый?
Крашеная блондинка с распущенными волосами не сводила с Романа бесстыжих глаз.
Любой прямой ответ равнялся поражению в микродуэли. Да, добрый. Нет, злой, детей ем на завтрак. Чудовищно неубедительно.
— Всему свое время, — не сразу отреагировал Роман, мысленно давая себе клятву в ближайшие сорок пять минут быть ироничным, насколько это возможно.
Ученицы не нашлись, как продолжить разговор. Иногда лучше ляпнуть загадочную чушь.
После звонка на урок 8 «А» начал торговаться. Доверенным представителем выступила Хафизова, староста, полная девушка с командирскими нотками в голосе.
— Раньше у нас историк был. Мы не болтали, а он ставил четверки.
— Вы советуете мне следовать его примеру?
— Да! Ставьте нам хорошие отметки, мы тоже тихо сидеть будем.
Великодушие делающих первые шаги гангстеров умиляло. В обмен на никчемный товар — четвертные оценки — эти мастера сделок предлагали безусловную драгоценность — спокойствие учителя.
— А где сейчас этот историк? — поинтересовался Роман.
— Уволился! — объявил хулиган в голубой футболке. — У нас часто учителя увольняются. По истории уже четыре сменилось.
— С пятого по седьмой класс?
— С пятого по седьмой. Мы такие! — улыбался парнишка, как перевыполнивший норму трудяга.
Учебник он вытащил, чистую тетрадь — нет.
— Гордость переполняет, а, рядовой?
— Чего?
— Уволившиеся учителя — типа достижение?
— Типа да.
— Тоже мне, достижение. Если б ты собрал рекордный урожай зерна, тогда да.
Впрочем, какой урожай? Роман был готов биться об заклад, что наглец не отличит пшеничный колос от ржаного.