Выбрать главу

Моим первым инстинктом было сказать Хартогу, что он может катиться со своим чеком к черту. Я не позволю, чтобы мне диктовали, куда я могу ехать, а куда нет, и какое место для меня подходящее. Но когда я посмотрела на него, на его ударябельное лицо с чопорной, высокомерной улыбкой, я подумала: нет. Это не моя борьба. Насчет этого Хартог прав, я уехала отсюда давным-давно именно из-за этой херни. Вместо того, чтобы спорить, я могла бы притвориться, что мы с Хартогом оба цивилизованные люди, я могла бы забрать подсвечники, сесть на самолет и улететь. Я могла просто улететь. В конце концов, я уже однажды это сделала. И вместо того, чтобы ударить Хартога, я поняла, что говорю:

- Можно мне время подумать?

Хартог кивнул, как будто именно такой ответ ожидал, и закрыл свою папку.

***

Я провела Хартога до двери, и он ушел. Он шел резво и уверенно, размахивая своей кожаной папкой. Я стояла в дверях, наблюдая за ним, пока он не скрылся за пределы видимости. Я повернулась, чтобы зайти в дом, и мельком увидела какое-то движение и услышала звук на лестнице. Я подняла глаза и увидела Эсти, сидящую наверху лестницы, обняв колени. Она наблюдала и слушала. Ее лицо было бледным, а глаза – бесконечно черными.

========== Глава девятая ==========

Глава девятая

Да будет это знаком между Всевышним и Сынами Израиля навечно, что шесть день Господь творил небеса и землю, а на седьмой день Он отдыхал.

Исход 31:17, читается в пятницу вечером, в начале Шаббата

Разумеется, нелепо говорить о том, как Господь отдыхает. Разве мы можем верить, что Эйн Соф – Тот, кому нет конца, - устал от Своего труда? Что Его мышцы ослабли? Мы не дети, чтобы верить такому вздору. Тогда что Тора имеет в виду, когда она говорит нам, что Бог отдыхал на седьмой день? Наши мудрецы объясняют, что не столько Всевышний отдыхал на седьмой день, сколько на седьмой день он изобрел отдых.

Важно понимать, что мы не говорим про сон, еду или время, необходимое, для подкрепления уставших мышц. Все это только формы работы. Они существуют, чтобы служить работе. Мы спим, едим, расслабляем конечности и умы, чтобы быть готовыми к последующей работе. А если все, чем мы являемся, - это работа, тогда кто мы? Мы работаем, чтобы нам было что есть и что подложить под голову во время сна. Мы едим и спим, чтобы работать. Мы – бесконечно размножающиеся машины.

Но Шаббат показывает нам, что это не так. Шаббат – не день отдыха или развлечений, это день воздержания от творения. Это день, когда мы ступаем по миру легко. Мы не используем транспорт с колесами или моторами, мы не тратим деньги, мы не говорим по телефону и не используем электронные приборы. Мы не носим вне дома даже настолько маленький предмет, как носовой платок, даже в кармане. Мы не готовим, не копаем, не пишем, не плетем, не шьем, не рисуем. На Шаббат пытаемся как можно меньше изменять мир своим временным пребыванием в нем. Вместо того, чтобы совершать работу, мы едим заранее приготовленную еду, разговариваем, спим, молимся, гуляем – делаем простые человеческие вещи. Таким образом мы противостоим импульсу постоянно вмешиваться в ход событий, изменять мир, подстраивать его под наши желания, как будто наши желания - это единственное, что важно. Шаббат нужен для того, чтобы убрать руки с руля и дать ему крутиться самому.

И в этот момент мы доходим до самой сути вещей. Ведь если мы не отвлекаем себя действиями и работой, мы наконец приходим к самим себе.

Этот гул, это тиканье часов, отсчитывающих время до Шаббата, - простая вещь, но невероятно требующая и не позволяющая неповиновения. Пятницу невозможно отложить. Шаббат нельзя перенести даже на полминуты от назначенного времени, и те, кто пренебрегают его прибытием, совершают серьезное нарушение.

Эсти встала ровно в шесть утра. Рассвет ещё не прошептал небу свои утренние слова, но на востоке уже были видны несколько светло-голубых мазков. Несколько секунд она смотрела, как в небо закрадывается свет. Сегодня пятница, а пятница не ждет. Сегодня пятница, и каждую минуту от этого момента до заката она будет знать, который час. Она посмотрела на календарь на стене. Шаббат начнется в шесть восемнадцать вечера. Она быстро оделась, собрала волосы в свободный пучок и спрятала их под снуд. У нее много дел. Она, как и пятница, не может медлить.

Она мысленно пробежалась по своему списку. Нужно было постирать и погладить одежду, купить и приготовить еду, убрать комнаты, накрыть на стол и, и… Что-нибудь ещё? Ну конечно. Особое задание. Сколько оно займет? Трудно сказать. Сначала нужно сделать все остальные дела из списка. Тогда она сможет планировать дальше.

В последующие восемь часов она работала. Она делала то же, что и каждую неделю - покупала ту же самую еду, готовила те же самые блюда. В этом было какое-то успокаивающее чувство порядка. Она поняла, что не волнуется, когда готовится к Шаббату. Она взяла в пекарне большие халы, теплые и блестящие. В продуктовом магазине - свежие фрукты и овощи. Она на мгновение задержалась у аптеки, раздумывая. Миссис Салман, женщина из синагоги, проходила мимо через дорогу, нагруженная пакетами. Миссис Салман заметила Эсти, улыбнулась и с некоторым трудом помахала ей. Что ж. Тогда выполнить особое задание здесь не получится. Не в Хендоне. Эсти пошла дальше.

В мясной лавке она выбрала пару сырых куриных печенок. Дома она приготовила суп, вскипятив воду в большой кастрюле. На ее внешней стороне сформировались капельки пара. Она посмотрела на часы. Десять ноль-семь. Ближе к концу утра позвонил Довид, чтобы сказать, что уезжает из Манчестера и будет дома через четыре с половиной часа.

Наконец, к полудню, все было готово. Одежда была чистой, шаббатние наряды были приготовлены и поглажены, в доме был порядок. Курица в духовке почти приготовилась, хоть ещё не была достаточно коричневой; суп оживленно кипел на плите. Осталось сделать всего пару вещей, но это после того, как она вернется. Тело Эсти обращалось к ней тихим неустанным голосом. Сегодня. Это нужно сделать сегодня. Она выключила духовку и плиту, взяла сумку и ушла на вокзал.

День был не по сезону теплым, и в дороге Эсти начала потеть. Всем телом она чувствовала, будто тысячи глаз Хендона смотрели на нее. “Это случайно не Эсти Куперман?” “Куда это она так торопится?” “Да ещё в пятницу днём!” Куда может спешить замужняя женщина всего за несколько часов до Шаббата? Они знают, они все знают. Эсти поняла: эти глаза не дружелюбны. Она не могла доверять им свои секреты. Она попыталась сделать медленный вдох и тихо сказать своим мышцам, что они могут расслабиться. Ее ноги не слушались. Они неслись все быстрее и быстрее.

На вокзале она столкнулась с дерзким и неизбежным фактом: она не знала, куда идти. Нужно пойти куда-то, где бы она никого не встретила, куда-то, где никто бы не посмотрел на нее и не сказал: Эсти Куперман. Но где в Лондоне есть такое место? Она посмотрела на часы - три двадцать. Довид скоро будет дома. Шаббат начинается в шесть восемнадцать. У нее не было времени на эту неопределенность. Гудение в ее голове стало громче и настойчивее, напоминая: тик-так, тик-так. Она пробежалась глазами по карте Северной Линии. Вот оно. Точка пересечения. Камден Таун. Она купила билет, радуясь простым вопросам автомата: “Куда Вы едете?” вместо “Зачем Вам туда?”.

В дороге она снова считала. Ритм пути подходил для счета. Она считала первые три дня, потом еще, и еще. Она считала снова и снова, и результат каждый раз получался одинаковый, и каждый раз неправильный. Она прислонила голову к прохладной стеклянной перегородке, чувствуя усталость и слабость. Она закрыла глаза и слушала ритмичный звук движения поезда, так похожий на тиканье в ее голове. Только когда двери уже почти закрылись, она заметила, что поезд прибыл в Камден Таун. Она вскочила и поспешила к выходу.

Камден был жарким, громким и пахучим. Эсти стояла возле вокзала, прижав к себе сумку, и смотрела вокруг себя. Худой молодой человек с надписью “НА ХРЕН ЛЮДЕЙ” опирался на перила и ел запеченную картошку из пластмассового контейнера.Он тыкал в нее вилкой, как будто желая причинить ей боль. Неожиданно он скривил рот и кинул свою еду на землю. Он ушел. Ароматное растаявшее масло стекало по тротуару. Небольшая собака, которую вела на поводке женщина в розовых сандалиях, остановилась и лизнула масло пару раз. Мир вертелся. Эсти показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Люди и магазины начали сливаться в одно сплошное вибрирующее пятно. Вдруг все перевернулось вверх ногами.