После этого все случилось довольно просто. Я избегала других англичанок - которые все время толпились вместе, делясь друг с другом бутылками с горячей водой и чаем. Я общалась с американками, потом с крутыми американками с телевизорами в комнатах, потом с их еще более крутыми друзьями из Нью-Йоркского университета. А потом и вовсе ушла. Это было нелегко, но я все для этого сделала. Я устроилась на работу, используя свою студенческую визу, копила каждый доллар. Я брала меньше предметов в семинаре и больше светских предметов, более полезных. У одной из девочек из Нью-Йоркского университета было свободное место в квартире.
Я помню это чувство, когда я делала взнос за эту крохотную комнату и переносила туда свои вещи. Это было отличное, окрыляющее чувство, будто я впервые вдохнула в свои легкие воздух.
“Только ты можешь спасти саму себя, - говорит д-р Файнголд, - но ты, по крайней мере, можешь это сделать”.
***
Мы с Эсти пошли на прогулку. Далеко уйти мы не могли. Эсти скоро нужно было возвращаться на уроки, так что мы просто сделали несколько кругов вокруг игровой площадки. Хоть было еще тепло, небо было железно-серое - таким цветом оно обычно затягивается на несколько дней и все время угрожает дождем. Наступала осень. Две большие черные птицы боролись за недоеденный бургер, который занесло ветром на площадку. Я сказала:
- Я пришла сказать тебе, что уезжаю. Это место не для меня. Я больше не могу здесь оставаться. Я поменяю свой билет. Уеду завтра или послезавтра.
Она вздохнула, прикусила нижнюю губу и принялась смотреть на птиц. Одна из них пыталась отлететь с половиной булки в клюве. Интересно, Эсти вообще меня слышала?
Она сделала глубокий вдох и сказала:
- Снова уезжаешь, Ронит? Почему, как ты думаешь, ты всегда в итоге уезжаешь или планируешь уезжать?
Я не удивилась. Эта беседа вообще не была примечательной. Мы просто смотрели на этих огромных птиц и разговаривали так, будто мы обсуждали, почему я люблю яблоки, но не люблю яблочный пирог. Она говорила небрежно, повседневным тоном. Я подумала, ну ладно. Хорошо. И сказала:
- А почему ты никогда не просишь меня остаться?
Улыбнувшись, она посмотрела на свои руки, а потом подняла взгляд снова. Она смотрела не на меня, а скорее на птиц.
- Думаю, потому, что не вынесу, если ты скажешь “нет”. Лучше не спрашивать вообще.
Еще какое-то время мы наблюдали за тем, как по площадке летали птицы и какие-то куски картонной упаковки. Она сложила руки на груди и сказала:
- Мне кажется, я еще раньше тебя знала, что ты уедешь. Когда тебя отправили в Америку, я думала, что ты не вернешься. И ты ведь не вернулась.
Надо было оставить все как есть и не спорить.
- Я возвращалась, Эсти. Несколько раз, когда в колледже были каникулы.
Она снова улыбнулась - мрачной полуулыбкой.
- Ты вернулась, чтобы сказать мне, что снова уезжаешь. Ты что, не помнишь? Ты сказала мне о своем плане.
Я не помнила.
- Ты сказала, что получила работу в банке. После твоего первого года в Стерн. Мы тогда сидели на твоей кровати. Мы глядели в потолок и держались за руки. И ты сказала: “Я нашла работу”.
- А что сказала ты?
- Я спросила, какую. И уже тогда, до того, как мы начали обсуждать детали, квартиры и паспорта, я знала, что ты никогда не вернешься.
Наверное, это я помню, совсем чуть-чуть. Кажется, только ощущение ее руки в своей.
Какова правда? Как теперь достучаться до того человека, которым я была, и задать этот вопрос? Если бы были сказаны эти, эти и эти слова, осталась бы я? Иногда мне кажется, что она ничего для меня не значила, совсем ничего, что я отмахнулась от нее и никогда не смотрела в прошлое. Но наши чувства к кому-то сложнее, чем мы думаем. Иногда мне кажется, что если бы она попросила меня, хоть раз, остаться… Я бы осталась навсегда. Все эти раввины учат нас, что у каждого внутри целый мир. Может, есть две правды. И то, что она не была для меня важна, и то, что я бы осталась, попроси она меня. Но она никогда не просила. И мне пришлось уехать.
Я спросила:
- Эсти, почему ты вышла за него замуж?
И она ответила:
- Ты уехала.
- Я уехала, и что, ты запрыгнула на первого попавшегося парня?
Она нервно провела рукой по лбу.
- Это не… Я не… Ты знаешь, что мы с Довидом не…
Ее голос оборвался. Я подумала: сейчас, прямо сейчас. Вот он, как оказалось, тот момент, ради которого я приехала в Лондон. Я спросила:
- Эсти, тебе же нравятся девушки, правда?
Она кивнула.
- И тебе не нравятся мужчины, так ведь?
Она потрясла головой.
- И ты замужем за мужчиной, не так ли?
Она снова кивнула.
Я широко развела руками.
- Ну, Эсти, тебе не кажется, что в этой картинке что-то не так?
Она вздохнула. Я подождала. Ее кожа была белее обычного и сложилась в маленькие морщинки под глазами и возле уголков губ. Наконец она сказала:
- Помнишь историю про новолуние? Историю Давида и Йонатана?
Я кивнула.
- Помнишь, как Давид любил Йонатана? Он любил его “любовью, превосходящей любовь к женщинам”. Помнишь?
- Да, помню. Давид любил Йонатана. Йонатан умер в битве. Давид был несчастен. Конец.
- Нет, Ронит, не конец. Начало. Давиду пришлось продолжать жить. У него не было выбора. Помнишь, на ком он женился?
Мне пришлось задуматься. Много лет прошло с тех пор, как я в последний раз учила Тору. Я мысленно поперебирала предположения и наконец вспомнила ответ.
- Он женился на Михаль. Они были не особо счастливы вместе. Она оскорбляла его публично, так?
- А кем была Михаль?
До меня дошло. Я все поняла. Михаль была сестрой Йонатана. Мужчина, которого он любил всем сердцем, умер, и он женился на его сестре. Я еще немного подумала об этом. Я подумала о том, были ли Михаль и Йонатан похожи. Я подумала о Царе Давиде и его горе, его нужде в ком-то, похожем на Йонатана, близком Йонатану. Я была очень тронута, но скоро поняла, что эта идея абсурдна.
Я сказала:
- Эсти, ты, наверное, шутишь. Ты вышла замуж за Довида, потому что ты возомнила себя Царем Давидом?
Вздохнув, она запустила руку в волосы.
- Ронит, ну почему ты всегда… - Она запнулась и покачала головой. - Почему ты всегда шутишь о таких серьезных вещах?
Ой, подумала я, а почему небо голубое? Почему не бывает вечной любви?
- Но, Эсти, это же чушь собачья! Я же не умерла. И ты не Царь Давид. В твоем распоряжении целый мир. Иди и посмотри!
Эсти опять вздохнула.
- Довид всегда был рядом, Ронит. Он заботился обо мне, и я, в некотором смысле, заботилась о нем. Он казался таким, не знаю, спокойным. И я подумала, таким образом я хотя бы обрету спокойствие.
Подул пронзительный, холодный ветер. Он проникал под мою тонкую рубашку, кружил листья и мусор, лежавшие на площадке. Я сказала:
- И что, ты нашла его? Нашла спокойствие?
- Да, вроде нашла.
- А счастье?
- В каком-то смысле, да, Ронит. - Она посмотрела на меня. - Может, ты и не поймешь, но я нашла некоторого рода счастье.
- И тебе этого достаточно?
Она обвила меня руками, прислонив голову к моей груди. Я погладила ее по спине и поцеловала ее в лоб. По другую сторону площадки в школьном здании были видны сидящие в ряд школьницы и их учительницы. Некоторые смотрели на доску или книги, некоторые на нас - на то, как мы с Эсти вместе стояли на площадке. Я ничего не сказала. Я притянула Эсти ближе к себе и так и держала ее в своих объятьях.
========== Глава одиннадцатая ==========
Комментарий к Глава одиннадцатая
Спасибо всем, кто исправляет мои глупые, незамеченные ошибки. Говоря на английском, я понемногу забываю русский, и часто даже не понимаю, что на русском так и так не говорят. Не говоря уже о помарках по невнимательности. Спасибо, что читаете и помогаете :)
Глава одиннадцатая
И Господь сказал: создам Я человека по своему образу и подобию.
Берешит 1:26
Когда Бог начинал создавать мир, Он сотворил три вида существ: ангелов, животных и людей.
Ангелы не обладают желаниями творить зло, они существуют, просто выполняя команды своего Создателя. Ангелы не могут бунтовать. Они не могут уклониться от Его приказов ни на мгновение; все, чем они являются, - это Его воля. Они не знают ничего другого.