В дверь позвонили.
Я сидела неподвижно. Может, они уйдут. Звонок прозвучал снова, дважды, без перерыва. Потом из прорези для писем послышался женский голос:
- Ронит? Ты там? Это я, Хинда Рохел…
Еще один настойчивый звонок. Икая, я спустилась вниз, чтобы открыть дверь. И в самом деле, Хинда Рохел Бердичер стояла в дверях с двумя другими женщинами, которых я не узнала – одна блондинка, другая низенькая и темная.
Хинда Рохел просияла. Она сказала:
- Помнишь Двору? И Нехаму Тову?
Я нахмурилась.
- Двора… Липшиц?
Блондинка улыбнулась.
- И… Нехама Това… - Я прищурилась. – Извините, я не…
Низенькая женщина тоже улыбнулась.
- Нехама Това Вайнберг. Раньше я была Нехама Това Бенсток. Я училась на на год младше тебя.
- Мы увидели, что горит свет, - сказала Хинда Рохел. – Решили зайти и поздороваться.
Я подумала: увидели, что горит свет? Все втроем? Вместе блуждали по улице в воскресный вечер, просто чтобы посмотреть, у кого горит свет? Что-то я не могла связать это вместе. Это было очень глупо с моей стороны. Я подумала: как странно. Как я могла забыть, что Хендон – деревня. Не подумала о том, о чем должна была: что кто-то наблюдал за домом, и знал, где я есть, и где меня нет.
Они зашли, сделали себе чай, сели на диван. Они лучше меня знали, где в этом доме чай и молочные кружки. Хинда Рохел объяснила, что они часто были здесь, чтобы помогать Раву, да покоится он с миром, пока он был болен. Я ответила, что это любезно с ее стороны, и она улыбнулась и сказала, что всего лишь исполняла мицву. Они были впечатлены тем, как я убрала дом. Я объяснила, что искала пару семейных вещиц, чтобы забрать их домой, и они сочувственно кивнули.
Когда чай был выпит, комната погрузилась в тишину. Я смотрела на них. Они улыбнулись мне. Я никогда не могла терпеть тишину. Я спросила:
- Ну что, как у всех дела?
Нехама Това рассказала мне про своего мужа и четверых детей. Двора поведала про своего мужа и пятерых детей: я услышала в ее голосе нотку гордости по этому поводу. Хинда Рохел работает несколько дней в неделю помощницей д-ра Хартога, и у нее всего двое детей, но, кажется, она не унывает. Она улыбнулась мне, и ее напомаженный рот оставил маленький красный след на белых зубах. Она спросила:
- А что ты, Ронит? Ты замужем?
Она сказала это так, как будто уже знала ответ. Я ответила:
- Нет, не замужем.
Когда женщины приняли этот факт, наступила пауза. Нехама Това слегка вздохнула. Без сомнения, они думали, что мне уже слишком, слишком поздно. Они думали не только о том, что я никогда не выйду замуж, но о том, что, посредством замужества, я никогда не стану взрослой, никогда не стану собой; буду словно сморщенный виноград на лозе – высохший, так никогда и не сорванный. В этой общине вступление в брак – не только религиозное действо или юридическое обязательство, это вообще не что-то, что ты делаешь, потому что тебе нравится человек, и ты хочешь с ним быть. Для них это обряд посвящения во взрослую жизнь. Те, кто этого не сделали, так и не повзрослели. Сказать, что я не вышла замуж, равнозначно заявлению, что я не стала полноценным человеком.
Нехама Това наморщила лоб и сказала:
- Ой, мне очень жаль.
Двора участливо улыбнулась.
Боже милостивый, как будто это, а не потеря моего отца, было настоящей утратой.
И я посмотрела на нее, на милую тихоню Двору, которой всегда так хорошо давалась математика, и которой даже ставили А+. Может, не А+, но А точно. И сказала:
- Чем ты занимаешься, Двора?
Она моргнула:
- Я же сказала: у нас с Цви пятеро детей…
Я перебила:
- Я имею в виду, ты не работаешь? Но ты всегда так хорошо училась, даже отлично! Что случилось?
Это было некрасиво. Она этого не заслужила. Не считая того, чем все они грешны – они тихо принимают, что все должно быть так и этак, и никогда не задумываются о том, что этот маленький защитный мирок вредит настолько же, насколько и укрывает.
Она начала запинаться:
- Ну, я, я всегда думала, ч-что мы с Цви, мы всегда говорили, что, может быть, когда дети вырастут…
Вмешалась Хинда Рохел:
- А что? А ты, Ронит, чем занимаешься?
Должна сказать, она была уверена, что я не воспроизведу удовлетворяющего ответа. И я сказала им, чем занимаюсь. Меня мой ответ удовлетворил. Я живу в Нью-Йорке. У меня есть своя квартира. Я финансовый аналитик. Двора немного встрепенулась, когда я назвала название своей фирмы. Как выяснилось, компания ее мужа много сотрудничает с ними. Я рассказала о некоторых громадных операциях, над которыми работала. Их глаза расширились. Когда я закончила, они молчали.
Наконец Хинда Рохел наклонила голову в сторону и спросила, притворившись обеспокоенной:
- Но разве это делает тебя счастливой, Ронит? Разве ты чувствуешь удовлетворение?
***
Вечером я сидела в помещении, ожидая, пока снаружи стемнеет. Работало радио, я разгадывала кроссворд и думала, через сколько времени Эсти пойдет спать. Я знала, что не могу делать это вечно. Но, может, только сегодня и завтра. Может, этого будет достаточно. И, потому что мне было одиноко, или я была уставшей, или находилась далеко от знакомых мне людей, я подошла к телефону, тому самому, который у нас всегда был. Я приложила трубку к уху и вслушалась в гудение. И, не успев подумать, зачем, я начала набирать номер.
Где-то очень, очень далеко на бледном деревянном столе зазвонил блестящий черный телефон.
- Алло.
- Скотт? Это ты?
- Ронит? – В его голосе была теплота, как будто он был искренне рад меня слышать. – Как дела в старой доброй Англии?
О да, снова это. Когда какое-то время поживешь в штатах, это перестает раздражать, но в любой момент может начать терзать снова.
- Старая, да не добрая, - сказала я.
- Да? – сказал он, и мне показалось, что я слышу звук перелистывания страниц. – А как семья?
- Э-э… Странно. Слушай, Скотт, я могу серьезно поговорить с тобой минутку?
Он сделал паузу.
- Да, конечно, сейчас.
Звук, за три с половиной тысячи миль отсюда, этот звук, когда он положил телефон на стол, встал, закрыл дверь и подошел обратно. Мне казалось, будто звук шагов Скотта раздавался эхом из самого Нью-Йорка на тысячи миль по тонкому электрическому проводу. Как нелепо.
- Окей, я весь твой.
Я услышала в его голосе улыбку. Такую, которой он улыбался, когда звонил мне с мобильного, находясь рядом с моей квартирой, и спрашивал, есть ли у меня время на «краткий социальный вызов».
- Помнишь, я тебе рассказывала про Эсти? Девочку, с которой я училась в школе?
Еще одна улыбка в его голосе.
- А как же. Вы же были вместе, да? А потом пошли разными путями.
- Да, только… Кажется, она никуда не пошла. Она все еще здесь. Замужем. За моим двоюродным братом.
Скотт рассмеялся. Я не ожидала этого; я не поняла, насколько это смешно.
- Замужем? Ну, такое бывает. Может, после тебя она переключилась на парней, моя дорогая. Хорошо, что еще остались некоторые, не застрахованные от твоих чар.
- Нет, - сказала я. – Оказалось, она совсем не переключилась на парней. Вчера она пыталась ко мне приставать.
Скотт снова рассмеялся, и я хотела сказать: «Нет же, не смейся, это не смешно, в этом нет абсолютно ничего смешного».
- Так что, ты согласишься?
- Нет, - сказала я. – Я совсем не об этом…
- Ну, как знаешь, смотри сама.
И я хотела сказать столько всего. Про это место, про то, как его липкие нитки окружают тебя и поглощают. Про страх и отчаяние от этой узкой жизни в этом маленьком мирке. Про то, как эта жизнь снова затягивает меня, словно завязывая петлю на шее. Но вместо этого я просто сказала ему, что мне надо идти, но я скоро позвоню, и все еще помню, что мне надо доделать анализ МакКиннона. Он ответил, что ждет моего возвращения, и на мгновение я почувствовала тепло. Но потом я положила трубку, и комната была все так же холодна. Я сидела в пустом доме и ждала.
========== Глава восьмая ==========
Глава восьмая
Возрадуйся и сделай эту драгоценную пару радостной, как в начале сделал Ты радостными Твои создания в Саду Эдема.
Из Шева Брахот, читается на свадебном банкете
Чем больше мы задумываемся о браке, тем абсурднее он кажется. Брак разрешен только между людьми, имеющими мало общего. Запрещено вступить в брак с близким родственником. Запрещено вступить в брак с человеком одного с тобой пола. Бог, Создатель небес и земли, мог точно так же предопределить, что брат и сестра могут пожениться, что две женщины могут произвести потомка. Он мог бы устроить мир таким образом, что только похожие друг на друга люди могли быть вместе. Он мог бы дать Своим созданиям больше удобств. Почему тогда Он так не сделал?
Чтобы ответить на этот вопрос, сначала мы должны понять, что этот мир существует для того, чтобы учить нас. Конечно, им также нужно наслаждаться, это правда, но в первую очередь изучать, как и Тору, которая и есть мир. Точно так же, как каждый крохотный штрих, формирующий одну из букв Торы, содержит в себе бесконечный смысл, его содержит и каждый аспект создания. Ничто не случайно, ничто не предоставлено воле случая. Все предусмотрено и все предопределено.
Чему же нас учит брак? Он учит нас стремиться к близости. Он учит нас тому, что близость не может быть достигнута или поддержана без усилий. А каков духовный аналог этого земного понятия? Те, кто верят, что сам брак — это гарантия гармонии, – дураки. Брак труден. Он тягостен. И он должен быть таковым. Поскольку, пытаясь сблизиться с человеком, так непохожим на нас, мы начинаем понимать, что от нас требуется для сближения со Всевышним. Это наша работа на земле, и работа в браке подготавливает нас к этому. И, пусть брак может принести радость и удовлетворение, этого не обещалось.