— Это мой муж Лев, — сказала она. — Лев, это Ронит, дочь Рава, помнишь, я рассказывала про нее?
Я не сомневаюсь. Лев мрачно кивнул мне и сказал:
— Соболезную твоей потере. Желаю длинной жизни.
Я поблагодарила его, думая все время, как много, как много они видели, идя в темноте по направлению к нам, стоящим под фонарем? Не то чтобы это разрушило бы мою жизнь, но Эсти… Это было бы нехорошо.
Мы обменялись парой слов; казалось, от них невозможно избавиться, Хинда Рохел была так рада нас видеть, а не хотели бы мы выпить с ними чего-нибудь? Нет? А может, позже? Или завтра? С Довидом? А, он в Манчестере? Хинда Рохел и Лев переглянулись. Может, на следующий Шаббат? Мы им позвоним, да, позвоним, мы же пообещали. Точнее, я пообещала. Эсти определенно была односложной. А куда мы сейчас идем? За кофе? Ну, тогда им не стоит нас задерживать. Они обменялись взглядами еще раз. Улыбнулись. Они пошли в сторону, вышли из-под ручья света, оставив меня и Эсти снова стоять под фонарем в тишине. Я сказала:
— Эсти, давай забудем, что это случилось. Это все прогулка, лунный свет, э-э, отсутствие лунного света. Пошли попьем кофе.
Но спасать ситуацию было слишком поздно. Она начала пятиться от меня, сначала медленно, а потом повернулась и побежала. Она споткнулась на горке, возвращаясь домой. Может, пойти за ней? Я развернулась и пошла в сторону Голдерс Грин.
Д-р Файнголд сказала бы, что только ты сам можешь освободить себя. Что все мы — властелины своих судеб, и что никто кроме себя самого тебе не поможет. Она бы откинулась назад на своем белом кресле и сказала: «Ронит, из-за чего ты думаешь, что можешь разрешить эту ситуацию? С чего ты взяла, что это твоя ответственность?» И с одной стороны, она права. Нельзя починить чужую жизнь. Но если ты видишь, как кто-то борется с тяжелой ношей, разве можно пройти мимо и не помочь?
Я снова думала о жизни Эсти. И я думала о том, что знаю; это не так уж много, но все же что-то. Я думала о Боге. Я давненько о нем не думала, но сейчас вспомнила Его голос. Удивительно: услышав его, он продолжает звучать в твоем ухе с необъяснимой уверенностью, где бы ты ни был.
Я маршировала по Голдерс Грин, проходя мимо рядом еврейских магазинов. Ох уж этот маленький мирок, который построил здесь мой народ. Кошерные мясные лавки хмурились мне, спрашивая, почему я не попробовала их нарезанную печень, всего за 2,25 фунта стерлингов. Кадровое агентство широко улыбалось, приглашая меня подать заявку на работу в соблюдающей Шаббат компании — зимой по пятницам полдня. Салон Мойше приподнял бровь, увидев мою прическу, и поинтересовался, не хотела бы я что-то как у всех.
Я думала о том, как ужасно жестоко вера в Бога обошлась с этими людьми. Она покоробила и искривила их так, что они больше не признают свои желания, не говоря уже о том, чтобы учиться исполнять их.
Я шла дальше, по Голдерс Грин Роуд, мимо магазинов с бубликами, где кричала и смеялась толпа подростков, мимо продуктовых магазинов и кошерных кафе, в которые мы ходили так часто, что знали меню наизусть. Большинство уже было закрыто, но, подойдя к станции Голдерс Грин, я увидела небольшую кондитерскую, которая еще работала. Некошерную. Она была почти пуста. Интересно, Эсти вообще когда-нибудь замечала ее? Кусочек другой жизни в двадцати минутах ходьбы от ее дома.
Я зашла и заказала у официантки с усталым видом большой кусок шоколадного пирога. Когда его подали, я подумала обо всем некошерном, что могло там быть: желатин, сделанный из свиных костей, красители, полученные из мертвых насекомых, экстракт моллюсков, смягчающий муку, говяжье сало, что угодно. Я видела тарелку, полную чем-то мертвым, разлагающимся, нечистым.
Чем-то таким, из-за чего, по словам раввинов, наши сердца становятся тверже, и мы больше не слышим голос Бога.
Я взяла кусочек. Пирог был сухой, а начинка слишком жирная. Я все равно его съела. Один кусочек за другим.
Глава седьмая
Мудрецы говорят: тот, кто чрезмерно дружелюбен с женщиной, нарекает на себя зло, пренебрегает изучением Торы и унаследует Геhином (ад).
Пиркей Авот 1:5, изучается в Шаббат днем между Песахом и Рош ha-Шана
Мудрецы предупреждают нас об опасности сплетен — лашон ha-ра, — что буквально означает «злой язык». Разумеется, распространять неправдивые слухи запрещено. Разве это не то же самое, что и давать ложные показания — запрет в одной из десяти заповедей, полученных на горе Синай? Точно так же, как запрещено распространять сплетни, запрещено и слушать их, и оба — тот, кто рассказывает, и тот, кто слушает, — грешат против имени Бога. Помимо этого, нельзя рассказывать или слушать любые, даже правдивые, истории, которые могут привести к тому, что человек потеряет благосклонность и уважение. По сути, желательно вообще не говорить о других, даже не делиться хорошими новостями.