Все началось с лавки мясника Левина утром первого дня Хешвана. Магазин был переполнен. Мистер Левин, сын старика Левина, взвешивал за прилавком рубленое мясо и измельченную печень, выкрикивая своему сыну, младшему Левину, чтобы тот принес еще куриных бедер. Это у мистера Левина миссис Блум заметила, как миссис Коэн доставала из холодильника порезанный язык. Миссис Блум и миссис Коэн были покупательницами Левина еще с тех пор, как старик Левин продавал дешевую, еще не кошерную курицу, которую нужно было посолить и осушить. В общем, беседа в мясной лавке Левина — простая и безобидная вещь.
От расспросов про семью и друзей разговор между двумя женщинами перешел на тему Рава, а оттуда к его бедной семье, которая, должно быть, сейчас так тяжко страдает, а оттуда, конечно, к той женщине, что сидела рядом с Эсти в синагоге в прошлое утро. В этот момент обе замолчали, ни одна не решалась озвучить свою мысль. Но, ободренные магазинным шумом, они продолжили. Это могла быть она? Ни одна из женщин не осмелилась приблизиться и спросить, потому что она казалась настолько другой, но, может, это была она? Конечно, она постриглась и выглядела как-то тоньше и жестче, но это мог бы быть кто угодно другой. Что она делала все это время? Может, она жила в Манчестере с семьей? Нет. У нее был разрез на юбке. Разве что стандарты в Манчестере не поменялись радикально. Так что, это была она? Дочь Рава, та самая, кто… Ну, все это время ходили кое-какие слухи. О какой-то размолвке с отцом, о неподобающем поведении с ее стороны. Нельзя знать наверняка. Беседа стихла, и, не удовлетворив любопытство, женщины разошлись.
Правда, их подслушала миссис Стоун, жена ортодонта Стоуна, ненамеренно прячущаяся за большими морозильниками. Мистер и миссис Стоун-ортодонт ходили в синагогу Рава только три года. Будучи новичком, миссис Стоун не заметила на удивление современную молодую женщину, сидящую в синагоге рядом с Эсти Куперман. Но так получилось, что в этот Шаббат была ее очередь помогать Фруме Хартог накрывать на стол для кидуша: печенье, чипсы, рыбные шарики, нарезанная селедка, маринованные огурцы и маленькие бокалы красного вина — все это последовало за утренним служением. Миссис Стоун заметила, что Фрума, не самая любезная из всех поставщиков провизии, была определенно односложной. Миссис Стоун, любительницу поболтать, это не остановило. Пока они раскладывали печенье на тарелке, покрытой салфеткой, она сделала еще одну попытку.
— Ну что, Фрума, у тебя вчера были гости?
Рука Фрумы затряслась, и поднос с маленькими бокалами вина нервно покачнулся. Она ответила, поджав губы:
— Эсти и Довид Куперман. Но не то чтобы тебя это касалось.
Миссис Стоун спрятала улыбку, раздумывая, что, возможно, Фрума была бы более склонна улыбаться, если бы ей выпрямили клык с правой стороны. Сейчас, стоя возле большого морозильника в лавке Левина, она начала думать о том, не было ли настроение Фрумы целиком связано с ортодонтическими проблемами.
Миссис Стоун высказала свои подозрения подругам, миссис Абрамсон и миссис Бердичер, когда встретила их в пекарне чуть позже тем утром. Миссис Стоун пыталась говорить тихо, но покупатели, требующие «две буханки ржаного, тонко нарезанного!» или «два десятка рулетов — больших, не маленьких!», вынудили ее повысить голос. Женщины кивали, когда она говорила. Возвращение дочери Рава, загадочная злость Фрумы Хартог, ее отказ упомянуть Ронит как одну из гостей на шаббатней трапезе. Казалось, все это что-то значит. Но что именно?
Миссис Бердичер сделала вдох. Возможно, она что-то знает. Небольшие новости. Лезвия хлеборезки гремели, мерцая, когда женщина подошла ближе. Что? Что знает миссис Бердичер? Она потрясла головой. Нехорошо такое говорить. Она и мистер Бердичер, вроде бы, видели кое-что по дороге домой вчера после Шаббата. Но они могли ошибаться. Было темно. Они были далеко. Возможно, глаза их обманули. Хотя, зная, как изменилась Ронит, и эта ее короткая стрижка, напористые манеры, и она все еще не замужем в тридцать два! В этом был смысл. Но что? Что они видели? Хлеборезка зарычала, когда ей скормили четыре большие буханки. Миссис Бердичер запротестовала. Эти слова будут лашон ha-pa, а лашон ha-pa — вещь злая и нехорошая, как они учили много лет назад. Миссис Стоун и миссис Абрамсон услышали издалека слабый голос, просящий их отступить. Давайте, говорил он, возвращайтесь к покупкам. Продолжай, настаивали женщины, продолжай. Миссис Бердичер колебалась, но продолжила, говоря очень тихо.
Постыдное подозрение накрепко их сплотило. Каждая посмотрела на двух других подруг, чтобы убедиться, что они полностью поняли важность наблюдений миссис Бердичер. Они оглянулись. Ропот покупателей неустанно продолжался. Ни одна из женщин не хотела заговорить первой и показаться невежественной или наивной.