— Глупец! Болван! Бог уже заставил тебя поплатиться за глупость…
— Остановись, Шона.
Она остановилась, но только для того, чтобы набрать воздуха.
— Олух! — выкрикнула она, нанося очередной удар стиснутым кулаком. Она понимала, что напрасно оскорбляет его, но не могла иначе выразить страх, боль и гнев, овладевшие ею. — Глупец! — в отчаянии повторила она.
Дэвид понес ее обратно по лестнице в спальню, молча пройдя мимо Мак-Грегора.
Не говоря ни слова, он бросил Шону на постель и повернулся, чтобы уйти, но вернулся к кровати. Наконец-то он заметил ее платье.
— Ты хотела сбежать. Она молча встала.
— Ты назвала меня глупцом, а сама собиралась покинуть замок, зная, что за каждым твоим движением следят, что ты можешь стать следующей жертвой?
— Я никуда не собиралась.
— Ты лжешь, и мне об этом известно. Но я не позволю тебе совершить самоубийство.
— Я не стану твоей пленницей после того, как ты отнял у меня ребенка…
— Не разыгрывай оскорбленную невинность, Шона. Тебе чертовски хорошо известно: я имею право оставить у себя ребенка, заботясь о его безопасности! Точно так же я пытался защитить тебя, хотя Бог знает почему — очевидно, тебя не удерживают ни мысли о сыне, ни другие причины, если ты готова рисковать жизнью.
— Я уязвима для пуль ничуть не больше, чем ты!
— Но в отличие от тебя я неплохо стреляю и в совершенстве владею мечом.
— Я не хотела рисковать жизнью…
— Почему же на тебе черное платье?
— Ты испортил другое, и, поскольку в комнате холодно, у меня нет ни малейшего желания сидеть в лохмотьях. Черт бы тебя побрал! Ты разорвал мою амазонку в клочья!
— А это платье превратится в конфетти!
Дэвид шагнул к ней с такой недвусмысленной угрозой, что Шона вскрикнула, пытаясь оказаться подальше от него и найти путь для бегства. По сравнению с красноречивым взглядом Дэвида путь через окно казался удачным выходом. Но Дэвид настиг ее, прежде чем Шона успела добежать до окна, схватил за руку и развернул к себе. Его пальцы вцепились в строгий высокий воротничок платья, Дэвид дернул его в разные стороны, и ткань начала рваться.
— Прекрати! — прошипела Шона, отбиваясь, царапаясь, цепляясь за его руки.
Никогда еще он не был более решительным, безжалостным и неумолимым. Он методично превращал в лохмотья ее платье, мстительно терзал его. Задыхаясь и выбиваясь из сил, Шона продолжала тщетную борьбу, но вскоре неровные лоскуты бывшего платья упали к ее ногам.
Дэвид отпустил ее. Шона гневно уставилась на него, и он ответил ей взглядом в упор.
— Ты не выйдешь из этой комнаты! — сообщил он ей с угрозой, которая пугала сильнее, чем выражение лица, когда он уничтожал ее одежду.
— О Господи! — всхлипнула она, вновь поворачиваясь, чтобы бежать, но тут же поняла: Дэвид опять ее поймает. — Не смей прикасаться ко мне! Ты этого не сделаешь! — воскликнула она.
Но он сделал то, что считал нужным: подхватив на руки, бросил Шону на постель.
~» Ложись спать. Ты не выйдешь отсюда.
— Я… — запротестовала она, начиная подниматься. Дэвид навис над ней.
— Спи!
Она застыла, чувствуя, как сердце бьется с невообразимой частотой, а дыхание обжигает легкие.
— Я…
— Миледи, хотя бы раз вспомните о здравом рассудке. Сегодня ни я, ни ты не покинем эту комнату.
Она с трудом проглотила подкативший к горлу ком, погрузила голову в подушку и настороженно посмотрела на Дэвида. Помедлив, она скользнула под одеяло. Внезапно ее охватил озноб. Еще никогда она не чувствовала такого холода. Дэвид отвернулся. Пройдя по комнате, он потушил свечи.
В темноте, которую рассекали только оранжево-золотистые отблески огня, он застыл у камина. Свет и тени играли на его лице, скульптурной линии щек и бровей, квадратном подбородке. Пламя отражалось в его глазах, подчеркивало выступающие под рубашкой бугры мускулов. Его лицо оставалось безучастным, не выражало никаких чувств. Казалось, он что-то ищет в пламени, но знает, что не найдет. Шона вдруг задрожала, припоминая недавний разговор с Джеймсом Мак-Грегором.
Каторга… Почти пять лет он работал на каторге. Шрам над глазом и остальные мелкие шрамы и рубцы на теле свидетельствовали о непрестанной борьбе, которую Дэвид вел все эти годы. Если бы Шона лучше знала его жизнь, может, она смогла бы понять, почему он не в силах доверять ей — особенно теперь, когда постепенно выяснялось, что она так или иначе замешана во всех трагических событиях его жизни.
Наконец он отошел от огня. Шона сжалась, чтобы не дрожать, когда он приблизился к постели. Дэвид не тронул ее. Гневный изумрудный отблеск играл в его глазах, но казалось, он не испытывает ни малейшего желания прикасаться к Шоне.