— Это вам решать — ведь вы здесь хозяйка, — заметил монах, выпил одним глотком свой эль и отставил кружку. Затем пожал плечами. — Путешествуя, порой узнаешь много любопытного. Правда ли, что большая часть этих шахт принадлежит Дагласам?
В сущности, Шоне не подобало болтать направо и налево о размерах владений Дагласов.
— Нынешний лорд Даглас в Америке, брат Дамиан, и потому он поручил мне заботиться о его владениях. Он доверяет мне.
— И вашим храбрым родичам.
— Да, это правда. Но почему вы спрашиваете?
— Как я уже сказал, в пути узнаешь много любопытного. Откровенно говоря, в округе ходят толки о большом пожаре, разразившемся несколько лет назад. Я слышал, пламя поглотило наследника Дагласов! Может, это его призрак явился сюда, взывая к справедливости?
— К справедливости? При пожаре сгорели конюшни. Никто в точности не знает, что произошло, но здесь проводили расследование. Утверждают, что упал фонарь, разбился и пламя охватило всю конюшню. Такова воля Божия, и нечего искать в том, что случилось, особый смысл, — сердито завершила она. Перед ее глазами до сих пор вставали фигуры дедушек и кузенов в глубине самой опасной части шахты. Они спасали попавших в беду людей, когда шахту покинули даже опытнейшие из углекопов. — Пожар был трагической случайностью, вот и все. Добро пожаловать в Крэг-Рок, брат Дамиан. Надеюсь, вам понравится у нас в деревне. А теперь прошу меня простить, — произнесла она.
Даже если бы ее не научили с почтением относиться к священникам, чутье подсказывало Шоне: она должна быть приветлива и любезна со всеми людьми Божиими, особенно с паломниками, которые обходили пешком всю Шотландию. Но этот старик вызывал у нее раздражение…
Она отошла от монаха, пробралась сквозь толпу углекопов, которые похвалялись своим участием в событиях дня, и достигла столика в дальнем углу таверны, где сидел Ферпос Эндерсон.
Ферпос был уже навеселе. Он не работал ни в шахте, ни где-нибудь еще — его кормили сыновья, старшему из которых исполнилось восемнадцать, а самым младшим был Дэниэл. Несколько лет назад, выбираясь из шахты, Фергюс сильно повредил ногу. Однако он не стал работать в поле и отказался пасти овец и коров. Его жена и дочери выращивали овощи на клочке земли, арендованном у дальней границы владений Мак-Гиннисов, и благодаря работе сыновей Фергюса и женщин семья не голодала, а самому Фергюсу хватало денег на пиво и эль, которые, по его словам, помогали приглушить боль в ноге. Но чтобы утолить все его печали, требовалось слишком много денег. Дэвид Даглас назначил ему щедрую пенсию сразу после случившегося.
Сегодня старик не счел нужным побриться, и хотя его не покрывала угольная пыль, как других углекопов, он казался не менее грязным. Черные, круглые, блестящие, как бусинки, глаза отчетливо выделялись на его багровом лице, обрамленном белыми волосами. Он удивленно вскинул голову, когда Шона присела на скамью против него.
— С этого дня дети больше не будут работать в шахте, Фергюс Эндерсон.
Похоже, он заметил нотку вызова в ее голосе, но ответил со всей любезностью, помня, что таверна заполнена не только родственниками Шоны, но и доброжелательно настроенными углекопами, которых восхитила смелость хозяйки, рискнувшей последовать за ними в шахту.
— Ну, миледи, теперь я большая шишка, коли вы говорите, что мой парнишка особенный, что ему не место под землей. Только вы забыли, добрая леди Шона: среди нас есть люди, которым не прокормить семью без помощи даже самых младших детей!
— Вам должно хватать денег, Фергюс.
— Увы, дорогая леди! Вы молоды, красивы, вы никогда не знали боли, не знали, что значит быть немощным мужчиной!
— Больше я не пущу малышей в шахту, Фергюс.
— Ладно, леди, — отозвался он, крепче обхватив свою кружку с элем. — Помнится, Даглас собирался нагрянуть к нам из Америки. И думаю, ему решать, что будет дальше, верно?