Письмо было любезным. Эндрю прибывает в Крэг-Рок, но не знает, сколько пробудет на родине, как и того, когда окажется на ней. Шону он просил ничего не менять в управлении его владениями: до сих пор в его отсутствие она прекрасно справлялась со своими обязанностями. Ей незачем освобождать хозяйские покои в Касл-Роке и перебираться обратно в замок Мак-Гиннисов. Недавно Эндрю вновь женился, и теперь мечтал побывать в доме предков вместе с молодой женой и друзьями. «Если ты следишь за сообщениями из Америки в газетах, тебе должно быть известно, что народ моей матери вступил в переговоры с американским правительством. Поскольку это по меньшей мере осложняет мои планы и я могу отбыть в Шотландию в любой момент, то, надеюсь, мое возвращение не причинит тебе неудобств. Мне, как и любому гостю из Америки, предстоит совершить множество визитов, и я прошу тебя не тревожиться заранее, ожидая моего прибытия. С нетерпением жду возможности увидеться с тобой».
Вспомнив, что первая жена Эндрю, индианка из племени сиу, скончалась от тяжелой болезни пару лет назад, Шона с довольной улыбкой взглянула на Гоуэйна.
— Он снова женился. Как я рада! Терпение Гоуэйна лопнуло.
— Рада? Почему, черт побери? Теперь он наплодит маленьких смуглых дикарей, и они явятся сюда, чтобы обобрать нас!
— Владения Дагласов никогда не принадлежали нам, хотя именно благодаря им мы процветаем.
— Владения Дагласов по праву принадлежат тебе. Эндрю Даглас — а может, следует называть его лорд Ястреб? — и пальцем о палец не ударил, чтобы позаботиться о них. Он американец и наполовину дикарь. Ему следовало остаться там, у родственников матери, среди стрел, луков и бизонов!
Ему полагалось бы провести там всю жизнь и погибнуть в прериях, чтобы земли Дагласов достались нам!
— Дедушка, эти земли принадлежат ему.
— Да, ему. Но сотни лет назад, детка, еще до Роберта Брюса, горцы не признавали владычества английских королей, и Шотландия осталась свободной только благодаря их силе и воинскому искусству. В то время Дагласы и Мак-Гиннисы действовали сообща, рука об руку, заключали между собой браки, и если бы род Дагласов угас, его собственность по закону перешла бы к самым близким родственникам Дагласов — к Мак-Гиннисам.
— Дедушка Гоуэйн, лорд Ястреб Даглас из Америки жив и здоров.
Гоуэйн пропустил ее слова мимо ушей.
— Беспорядки в Америке! — бормотал он. — Да, американцы намерены разделаться с краснокожими. Газеты наперебой пишут о великих сражениях. Эндрю Дагласу следовало бы погибнуть в таком бою прежде, чем у него появится шанс обзавестись наследниками!
Удивляясь, Шона покачала головой.
— Дедушка, он еще совсем молод. У него молодая жена. Я не сомневаюсь, что вскоре появится еще одно поколение Дагласов из Крэг-Рока.
— Эндрю Даглас — американец. А я отдал этой земле все свои силы и жизнь!
— Когда покойный лорд Даглас понес тяжкую утрату и вернулся в Америку, я пообещала в его отсутствие заботиться о владениях Дагласов, как велит нам обычай. Но мы также согласились взять на себя этот труд, чтобы приумножить богатство рода Мак-Гиннисов, — спокойно напомнила Шона. — И Господь свидетель, после пожара у нас нет никакого права…
Гоуэйн хватил кулаком по столу, уставившись на нее.
— Ты отважилась пойти против Бога, Шона Мак-Гиннис.
— Неужели это Бог заставил меня заманить Дэвида в конюшню? — осведомилась она.
Минуту Шона думала, что дедушка ударит ее, — он не сводил с нее налитых яростью глаз.
— Пожар, детка, был деянием Божиим, — возразил он. — И если ты готова допустить, чтобы вся семья погрязла в долгах, то Богу не следовало выводить тебя из этого адского пламени!
— Я не верю, что пожар был деянием Божиим, — твердо отозвалась Шона.
— Может, ты обвиняешь в поджоге меня? Уверяю тебя, детка, я этого не делал! — заявил Гоуэйн, зло прищуривая глаза. — Более того, здесь были представители власти из самого Эдинбурга по требованию твоего лорда Ястреба Дагласа, если ты помнишь. Поджог так и не удалось доказать, дорогая.
— Тогда что же случилось?
Гоуэйн положил ладони на стол и вгляделся ей в глаза.
— Господь восстановил справедливость! — убежденно выпалил он.
Шона смотрела на деда, потрясенная выражением мстительного злорадства на его лице. Гоуэйн не испытывал никаких угрызений совести после смерти Дэвида, но по крайней мере поджога он не совершал — это Шона знала наверняка. Вероятно, он уже забыл о страшной ночи. Шона пыталась последовать его примеру, но не могла. Давно минувшим событиям предстоит преследовать ее до самой смерти.