Когда в отношении меня проходил суд по делу ГКЧП, то по моему требованию, совпавшему с требованием суда, на заседание в качестве свидетеля был вызван Горбачев. Суд был открытый, зал был переполнен. В первом ряду в качестве свидетелей находились почти все члены ГКЧП и другие лица, которые проходили по этому делу. В своем выступлении Горбачев пространно говорил о «неблагодарности», которую ему пришлось испытать от тех, кто, по его мнению, лично ему обязан всем, и в первую очередь своим государственным или партийным постом. Обращаясь к суду и ко всем присутствующим, Горбачев, стоя на трибуне, повернулся к тем, кто сидел на первом ряду, и, показав на них пальцем, сказал: «Вот они все здесь сидят, посмотрите на них. Ведь это я каждого за уши вытянул на его пост! А они?!»
Но все-таки надо отметить, что даже эти лица, которые «обязаны» были Горбачеву, не могли дальше терпеть развал государства и в августе 1991 года выступили против его политики. Однако выступление было запоздалым и к тому же вялым и нерешительным. Четкие организующие позиции отсутствовали. А самое главное – не было никаких действий. Все члены ГКЧП чего-то ждали – может, пришествия мессии? Совсем забыли организаторы предупреждение Владимира Ильича: «С революцией не шутят!» Фактически тогда и должна была свершиться революция, а получился пшик, которым воспользовалась контрреволюция. И ее зловонный шлейф, отравляя людей и жизнь, тянется по всей стране по сей день. А страна не умирает, потому что заложенные в нее в течение 70 лет гены до того живучи, что даже в огне ада не сгорают. Любая другая страна уже бы давным-давно вымерла, а наша – живет!
Вот еще один пример того, что наша партийно-государственная опора не обрела, к сожалению, той реальной силы, которая была бы над всей страной и только во имя народа.
Одно из заседаний IV съезда народных депутатов неожиданно для большинства началось с того, что слово предоставили народному депутату от Чечено-Ингушской автономной республики Сажи Умалатовой. Она спокойно вышла на центральную трибуну и, не пользуясь никакими записями, детально и популярно обрисовала то странное положение, в котором оказалась наша страна в результате пресловутой перестройки. Люди ждали улучшения жизни, процветания, а получили самое худшее, что нельзя было даже предположить. И, обращаясь к Горбачеву, Умалатова сказала: «Михаил Сергеевич, вы не оправдали наших надежд, поэтому обязаны добровольно оставить пост Президента СССР».
12—15 ярких минут прозвучали как набат. Ведь кто говорит? Женщина! Да еще и от рабочего класса! Не нашлось ни одного мужика, а тем более партийца, которому деятельность Горбачева должна быть виднее, чтобы выйти и вот так, как Умалатова, развенчать «вождя».
К тому времени партия, уже болея, деформировалась под давлением чуждых элементов, находившихся в ее рядах. С одной стороны, она, как перегруженный и добром и мусором (19 миллионов коммунистов, но кого там только не было?!) воз, еле плелась, но не впереди, а за народом и за событиями, не предопределяя не только тактику и стратегию, но даже не реагируя на события и тормозя действия народа. С другой стороны, она была больна всеобъемлюще – идеологически, организационно, структурно. Под видом демократического централизма развивалось холуйство и угодничество, ибо партия была засорена случайными и недостойными людьми. Демократический централизм предполагает безоговорочное выполнение решений ЦК КПСС, принятых большинством при голосовании. Но вся беда в том, что другой системы не придумали еще, а эта внутренне порочна: главный демократ (в этом демократическом централизме) сидит, естественно, в центре, как и положено генсеку, и определяет (сам или с несколькими приближенными по Политбюро или Президиуму) линию, которую надо, по его мнению, проводить. «Линия» эта распространяется и, естественно, «одобряется». Проводится голосование – большинство «за». Но есть и строптивое меньшинство, которое «против». Оно обязано подчиняться. Но поскольку в последние годы ничего из начатого не доводилось до конца, а генсек-президент этого и не требовал, то государство стало киселеобразным, аморфным: никто ничего не выполняет. Так и с законами – в центре их принимают, а в республиках не выполняют, выпускают свои. Началась «борьба законов». Но никто за это не поплатился, а народ страдал и продолжает страдать.